Выбрать главу

 

Опять слышно несколько стуков.

Отец

Когда до выхода из засеки остается совсем немного, сзади мычит корова. Ярош, в бешенстве, оглядывается и пришпоривает Колка.

 

К мосту он выносится, бросив поводья и готовый спустить тетиву натянутого лука.

 

Справа, на берегу речки, два, голых по пояс, старика. Один, тот, что поближе, стоит и держит свернутую в жгут тряпку, с которой течет вода. Рядом, на камнях, лежит мокрое белье. Второй, не обращая внимания на Яроша, полощет в воде тряпку.

 

Ярош замирает, не в силах ни говорить, ни двигаться.

 

Подбегает запыхавшаяся Зорянка. Она глядит на окаменевшего Яроша.

 

Тятя! - шепчет Ярош, опуская лук, - Тятенька!.. - голос его срывается, - Эт - я! Сын твой! Ярош! - он бросает лук, спрыгивает с Колка, кричит, - Тятенька! Тятенька! - и сбегает вниз, к речке. Он замирает перед стариком, роняющим из рук тряпку.

 

- Так ты Ярко, че ли? Сынок мой? - говорит старик.

 

- Я, тятя! Я - то!

 

Ярош обнимает отца.

 

Они отстраняются и разглядывают друг друга, вытирая слезы. Ярош на полголовы выше старика. На правой стороне отцовского лица уродливый шрам и бельмо на глазу.

 

Наверху стоит Зорянка с лошадьми и коровами.

 

- Да как же то! - бормочет старик. - Да как же! Я похоронил табе давно. Тризну по табе справил. А ты вот он! Радость то какая! А, Евтей? - оборачивается он назад.

 

Второй старик бросает тряпку, поднимается и подходит к Пивню на полусогнутых ногах.

 

- Вишь, сынок мой нашелся, Евтей.

 

Евтей, открыв рот, глядит на Пивня.

 

- Вот Ярош. Сынка мой, - почти кричит он. - Поздоровкайся с ним.

 

Евтей протягивает юноше безвольную руку, глядя куда то мимо.

 

- А то хто? - кивает Пивень наверх.

 

- Зорянка! - кричит Ярош, - Беги сюды!

 

Девушка спускается к ним.

 

- Эт Зорянка. Жонка моя.

 

Пивень разглядывает девушку единственным глазом. - Чернява какая. А ты из каких будешь?

 

Зорянка испуганно глядит на старика.

 

- Из команок она, тятя. - выручает Ярош оробевшую подругу. - А мамка ее - козаринка.

 

- А-а! - понимающе протягивает старик. - Знаем мы то племя. Девки там знатные всегда водилися! - Он глядит наверх. - А то твой табун, значит?

 

- Ага, - кивает Ярош, - наш, - он с нежностью глядит на Зорянку. - Вот возок, токо, мы в засеках оставили.

 

- У ямы с лосем, небось?

 

- Ага.

 

- Ниче. Вызволим вашего возка. Евтей, клюку подай и рубища собирай. В терема итить пора. Че ж сына с жонкой тута держим!

 

Евтей подает Пивню суковатую палку и собирает в охапку мокрое белье.

 

...Они сидят в горенке, в которой за пять лет почти ничего не изменилось, все те же травы под потолком, та же утварь. Только на потемневших от времени и копоти стенах появились полки с множеством закрытых глиняных горшков.

 

Ярош, Зорянка и Пивень сидят на лавках, за большим столом. Евтей, уткнувшийся в миску, - в углу, на полатях. На столе стоит каша с зайчатиной, хмельной мед в глиняных кружках.

 

- Ну, таперя давайте выпьем чашу за здравие моих деток! - говорит Пивень и поднимает кружку. Они чокаются. Выпивают. Молча едят кашу.

 

Зорянка кладёт ложку на стол и хихикает. - Ой, че-то у мене в голове так чудно!

 

- То от непривычки, - говорит Ярош. - Можа ты прилягешь?

 

- Ага. - Зорянка хочет встать из-за стола и опять опускается, - Ой, ноги не идут!

 

Ярош берет девушку на руки и кладёт на полати, за спиной Евтея. Зорянка сворачивается клубком. Ярош укрывает ее овчиной.

 

- Ну, а теперь, тятя, рассказывай. Что с тобой, было? - говорит юноша.

 

- Ага, - хмурится Пивень, - А у мене так было. Подхожу я к палисаду и крик твой слышу, а я ужо тогда сомневалси в князе. Больно лукав он стал. Потому и табе отпустил вбок идти. Я, знач, токо за ствол хотел спрятатся, тут мене стрела и ударила в глаз. Скользом так. Я - в засеки. Сам ниче не вижу. Кровь глаза заливает. И перелезаю, и перелезаю через стволы, да нога и застряла. Я тока услыхал: хрясь! И обеспамятел. Очнулси, значитца, впотьмах ужо. Чую: в крови весь, хотел подняться, да и опять от боли упал. Под утро, ужо, палку к ноге привязал и пополз проход искать. Проход я нашел, выполз наружу, до отнорка добралси. Потома посадских побитых нашел. Ползал вокруг мертвецов, ползал, все табе высматривал. Ну, думаю, можа убег от княжьей-то благодарности, да и в засеках где прячешься, али в новый посад пошел.

 

И подалси я вдоль засеки к первому закатному ходу. А сам - то в памяти, то, как в бреду; то упаду, то - встану; горю весь, рана на лице нарывает, дергает, на ногу не ступить. Дён десять, наверное, то ли шел, то ли полз. Все-таки добралси.