Мэри, навострив ушки, уловила последнее слово и хотела о чем-то спросить, но смущенная Джейн пробежала мимо нее, прошуршав юбками. Мэри хотела заговорить с Джоном, но тот последовал за сестрой, и Мэри уставилась в его могучую спину, заслонившую весь дверной проем. И раздосадованная девочка продолжала строить предположения, изредка поглядывая на довольное, круглое как луна, лицо Зиллы – пока их не позвали ужинать. Иезекия и Джейн сидели рядышком, словно голубки – и теперь разве что слепой или полоумный не понял бы, что произошло.
В октябре королева тяжело заболела – это была оспа. Все были уверены, что она умрет. Многих молодых фрейлин отослали домой – отчасти из-за инфекции, а отчасти опасаясь государственного переворота: ведь королева была незамужней и бездетной и могла умереть, не оставив прямого наследника. Борьба за корону между несколькими возможными соперниками обещала быть кровавой и ожесточенной.
Леттис возвратилась в родной дом, сопровождаемая своей служанкой Кэт – и тут же рассказала домашним все то немногое, что знала.
– Королева очень плоха, – сообщила она. – Предполагают, что она не выживет. Говорят, что королеве уже дали понять, что она умирает – но она наотрез отказывается назвать имя наследника. Вот тут нас всех и отослали по домам...
– А моя мать? – со страдальческим выражением лица спросил Джэн. – А Мэри Сеймур?
– Твоя мать неотлучно находится при королеве, – равнодушно ответила Леттис, – а Мэри не покидает ее. В королевской опочивальне находятся лишь тетя Нэн и Кэт Эшли, няня государыни, – и больше никого.
Все замолчали, понимая, что страна на пороге великих катаклизмов. Наконец, Пол заговорил:
– На трон взойдет королева Шотландии – в этом нет ни малейших сомнений.
– Но ведь король Генрих, да и король Эдуард оба называли наследницами дочерей Грэев! – возразил Иезекия.
– Воля покойных королей не имеет силы закона! Трон должен перейти к законному наследнику! – отрезал Пол.
– Но кто же он, законный наследник? – спросил Иезекия.
– Королева Шотландии ведет свой род от старшей сестры короля Генриха, а девушки Грэй – от младшей, – объяснил Пол, но тут неожиданно вмешалась Елизавета.
– Ну и что из того? Она папистка и католичка, и к тому же у нее полно родни во Франции.
– А наследников-протестантов чересчур много, – подхватил Джэн. – Быть смуте...
– Наиболее вероятная наследница – леди Кэтрин Грей... – начал было Джон, но Пол возмущенно фыркнул:
– Проклятое семейство! К тому же девушка – полнейшее ничтожество: ею будет манипулировать любой, кто овладеет ее телом! Да она пешка...
– Необходим наследник мужского пола, – заявил Иезекия. – У Маргарет Дуглас двое сыновей, а ведь она тоже происходит от старшей сестры короля Генриха. Ее старший... как его имя? – Дарнли – ты встречала его при дворе, Леттис?
– О да, я видела его не раз, – отвечала Леттис. – Весьма красивый молодой человек. Королева держит его при себе, словно пленника.
– Если бы только королева была замужем! – с горечью воскликнул Пол. – Если бы у нее был ребенок – пусть даже девочка! По крайней мере, вопрос с наследованием трона был бы решен.
– В этом случае все равно положение было бы шатко, – рассудительно заметил Иезекия. – И борьба за власть продолжалась бы, пока принцесса не достигла бы совершеннолетия. Нет, единственное, что может спасти нас, – это выздоровление королевы. Если же она умрет, нам не миновать новой гражданской войны.
Новость, вскоре сообщенная семейству Нанеттой, обрадовала всех: королева выжила. Ее поразительная жизнестойкость победила смерть, хотя государыня и была уже на краю могилы. Угроза войны отодвинулась. Но в январе, во время сессии Парламента было принято важнейшее решение: спикер сообщил, что большинством голосов было предложено государыне как можно быстрее избрать себе кого-нибудь в супруги – принимая во внимание то, что чуть было не произошло. Стране жизненно необходим был наследник престола – чтобы овцы не остались без пастыря. Королева терпеливо выслушала обращенную к ней речь, но ответила в своей обычной манере – то есть уходя от прямого ответа и не давая никаких твердых обещаний.
Леттис написала домой, что поговаривают, будто государыня призналась господину Сесилу, что хочет оставаться свободной и умереть в девичестве. Но, по мнению самой Леттис, королева намеревалась выйти замуж за своего конюшего, Роберта Дадли – как только утихнет скандал, причиной которого явилась загадочная кончина его супруги.
Письмо от Леттис было получено вскоре после того, как Елизавета разрешилась от бремени, произведя на свет одиннадцатого ребенка – сына, окрещенного Генри. В конце января младенец умер – а в середине февраля стало ясно, что Елизавета снова понесла…
В апреле все еще стояли прохладные дни, но на небе, по-зимнему холодном, сияло яркое солнышко, выглянувшее словно для того, чтобы полюбоваться бракосочетанием Джейн. Она пришла в восторг от того, что ей придется сочетаться браком с Иезекией дважды – вначале будет публичная церемония в церкви, а потом отслужат благодарственную мессу в домашней часовне замка Морлэнд. Иезекия, казалось, от счастья был в полуобморочном состоянии и не вполне понимал, что, собственно, происходит. Его могучая фигура эффектно смотрелась в роскошном облачении из белого бархата с золотым шитьем. Джейн, по его мнению, блистала ангельской красотой – в белом платье, расшитом желтыми маргаритками и зелеными листьями, с пышными рукавами, схваченными золотыми шнурками. Елизавета про себя досадовала – она считала, что белый цвет не идет дочери, делая ее чересчур бледной. Джейн лишь недавно исполнилось пятнадцать – а выглядела она и того моложе. Ее черные вьющиеся волосы струились из-под черной бархатной, расшитой золотом девичьей шапочки в форме сердечка. Эта шапочка символизировала девственность – завтра она уже будет считаться взрослой женщиной...
Но Елизавета избегала этих мыслей. Ее родная сестра Джейн, вышедшая замуж за Джозефа Купера Лондонского, в январе умерла родами, а ее сестра-близняшка Руфь умерла при таких же обстоятельствах пятнадцать лет тому назад... И хотя Нанетта утверждала, что в подобных несчастьях повинны неумелые повитухи и нездоровая атмосфера города, с ней мало кто соглашался. Быть женщиной – очень опасное занятие. Беременная Елизавета чувствовала себя очень скверно – страдала от несварения желудка и изжоги. А нынче, затянутая в богато расшитый корсет, чувствовала себя и вовсе из рук вон плохо. Платье ее было из черного модного шелка с высоким воротником в стиле Медичи, выбранным специально, чтобы оттенить блеск фамильной драгоценности Морлэндов – бесценного ожерелья из черного жемчуга. Но, тем не менее, это было много удобнее, нежели круглый плоеный жесткий воротник, особенно модный сейчас...
Праздник удался на славу, со множеством развлечений – тут были и акробаты, и жонглеры, и маленький оркестр, и певцы. Затем все с удовольствием посмотрели аллегорическую пантомиму. Потом начались танцы. Иезекия протанцевал гальярду со своей миниатюрной женой – а потом Джейн, словно затем, чтобы продемонстрировать всем, как она мала и изящна, прошлась в танце с гигантом Джоном, а потом с Джэном, который, хотя и не мог тягаться с кузеном, все же был значительно выше среднего роста. Потом Джон пригласил на танец Мэри Сеймур, чья фарфоровая бледность уступила место ярчайшему румянцу. Иезекия танцевал с Нанеттой, а Джэн бережно вывел и круг танцующих Елизавету. Тесная дружба между Джоном и Джэном заставила ее, наконец, преодолеть давнюю неприязнь к юноше – она вынуждена была признать, что ее антипатия, в сущности, ни на чем не основана: он был с ней неизменно учтив и ни разу ничем не оскорбил ее чувств. Хотя он, с его черными кудрями и вьющейся густой бородой, завитками и блеском напоминающей каракуль, озорными темно-синими глазами и ровными белыми зубами, которые гак часто обнажались в улыбке, был все же чересчур проказлив – и Елизавета ощущала в общении с ним некоторую неловкость. Он также был в черном бархатном камзоле, расшитом небесно-голубым шелком, в черной же бархатной шляпе, на тулье которой красовались сверкающие сапфиры – а шею его стягивал очень высокий шелковый воротник, не дававший возможности наклонить голову: он глядел на Елизавету сверху вниз сквозь густейшие черные ресницы, и это было несколько вызывающе. Елизавета искренне обрадовалась, когда танец окончился – она смогла, наконец, перевести дух и присесть рядом с сестрой.