— Разве тут будешь готов! Тебя все ищут! Чайковского все ищут! Вся школа на ушах стои́т!
— В смысле? Я же у себя дома был. Или никто не знает, где я живу? Вроде школа от моего дома не так далеко, чтобы искать меня четыре часа. Разве нет? Уже начало второго, а ко мне никто так и не пришёл.
— Ой да, Хиро. Да. Но тут та-ко́-е произошло!
— Так что произошло-то? Щелкунчика, ты сказал, все ищут. Он что, спрятался где-то?
— Говорят, мальчишка где-то ночью пропал. Это предположения, потому что утром, когда родители зашли к нему в комнату, Чайковского не было.
— Хиро! — послышался крик директора школы. — Иди сюда, быстро!
Сердце заколотилось. Ещё мне не хватало этого буржуя в час дня.
— Да, Владимир Владимирович. Что-то случилось? — включил я дурака, когда подошёл к директору.
— Тебя нет в школе до обеда, — спокойно начал мужик, за что ему отдельный респект, ибо я думал, что будет что-то очень страшное. Хотя надо дослушать. Может, ещё будет. — Чайковского ищут всё утро. Я, конечно, понимаю, что не говорил тебе, как и́менно проучить зубастика. Но мы же договаривались, что всё должно быть в пределах разумного. А ты́ что устроил?
— А что я устроил, Владимир Владимирович? Я ничего не устраивал. Щелкунчика, то есть Чайковского не видел. Вчера с Вами поговорил, а потом домой. Сегодня только сейчас пришёл в школу. Выдалась не совсем простая ночка, поэтому опоздал на четыре часа. Но Чайковского я не похищал.
— А с чего ты взял, что его похитили?
— Так а что с ним?
— Это я у тебя хочу спросить, Хиро, мать его, Мацумото! — А вот здесь директор почему-то завёлся.
— Владимир Владимирович, всё под контролем. Не волнуйтесь. И не нужно материться. Вы же сами сказали, что не приветствуете мат.
Здесь я, конечно, слегка прихуел. Почувствовал некую свободу. И хоть внутренне было некое напряжение, но язык иногда так и тянуло что-то ляпнуть.
Может, мне снова повезло. А может, я реально сказал то, что успокоило мужика. Точного ответа не дам, но знаю, что директор согласился с моими словами.
— Ты прав, Хиро. Черто… совершенно прав. Нужно сохранять спокойствие. — Владимир Владимирович пилочкой продолжил начатое. Видимо, ученики и родители отвлекли мужика от «самодельного» маникюра. — Так ты, говоришь, забил на свой класс уже на второй день?.. И к этому… к Щелкунчику… непричастен?
— Непричастен. Лично — нет, Владимир Владимирович. Говорю чистую правду. А что касается опоздания, то я не забил, Владимир Владимирович. Это такой метод испуга. Школьная программа только началась, поэтому особых заданий не было ещё. У меня всё под контролем. В Японии такую систему называют «Узи Ю Пэнь Хэнь Чень Сирэнь», — выдумал я прямо на ходу.
— Звучит как-то по-китайски.
— Так истоки идут от шаолиньских монахов, которые перебрались в Японию и учили меня всему тому, что я буду использовать здесь, чтобы поддержать порядок и процветание даже такого отбитого класса, который мне достался. Хотя от себя скажу, что я не считаю их такими уже отбитыми. Нормальные дети. Да, иногда пропадают. Но какие дети в наше время не пропадают, Владимир Владимирович? Полно детей, которых нагло воруют, а потом, например, едят их, думая, что обретут бессмертие.
— Ой, только не пугай меня этими рассказами. Я аж пилочкой ноготь себе не под правильным углом… Гк-хм, — искусственно прокашлялся директор, понимая, что сказал лишнее. — Ты это… ступай к классу. Расскажи им план действий. Успокой родителей Чайковского. И скажи, что зна́ешь, где искать их сына.
— Так я ведь не знаю.
— Ну так узнай! Тебя же буддисты лысые тренировали в монашеских этих… в Японии там. Короче, Хиро… раз опоздал, то, будь добр, сделай так, чтобы всего этого не было. У меня и так полно работы. Нужно ещё заплатить мастерам, которые заменят ворота на стадионе. Кстати, я уже узнал, что это работа того самого Щелкунчика. И ты мне об этом вчера не…
— Знаю, Владимир Владимирович. Простите, что перебил. Я реально забыл про второе. Волновался за машину…
— Ну это ты правильно делал. Волноваться сто́ит.
— Так я, видите, так волновался, что всю ночь не мог уснуть. Только под утро уснул, из-за чего проспал.
— Как вы меня достали, лоботрясы. То ты говорил, что что-то ночью делал. То теперь говоришь, что волновался за мою машину. Ладно, всё. Иди, Хиро!.. Иди… и-и… решай проблемы. Сделай так, чтобы ко мне никто не приходил и не портил мне настроение.
— Хорошо, — поклонился я.
Про себя подумал, что на этот раз снова выкрутился, и что директор — это не такой уж опасный тип, если слушаться его. То есть он похож на некоего чиновника с «ментовскими» корнями. Если с ним хорошо, то и он — хорошо. Кроме того, у него нет особо желания что-то менять. Ему хочется покоя. Хочется, чтобы деньги текли рекой и никто его не трогал. И если я буду решать эти проблемы на своём уровне, то всё будет гладко.
Конечно, решать проблемы я не буду. То есть я буду лишь создавать видимость решения вопросов, пока меня не выпустят за пределы Петровки. А потом отыщу машину времени и свалю из этого мира.
Другой вопрос: что мне сказать родителям Щелкунчика?
Тут можно было подумать, но времени совсем не оставалось. К тому же план действий приходил во время разговора с теми, кто в этом плане участвовал в качестве цели, жертвы, помощника… в общем, на разговор и был расчёт, когда я зашёл в класс к спиногрызам.
Одиннадцать ублюдков и два незнакомых мне взрослых человека — мужчина и женщина — смотрели на меня. По всей видимости, это были родители Чайковского.
— Здравствуйте, Хиро Мацумото, — поклонилась женщина. — Меня зовут Александра Андреевна. А это мой муж — Илья Петрович.
По имени мужика я сразу понял, что это точно отец Щелкунчика.
— Я знаю, кто Вы, — обратился я непосредственно к женщине.
— Тётя Саша, он умеет читать мысли, — снова влез Гоголян.
Мальчишка, судя по обращению, был предостаточно знако́м с родителями Щелкунчика. Возможно, Гоголян был их соседом. А может, ещё кем-то.
Но сейчас меня интересовал больше Пушкин, который с радостью поддержал своего дружка:
— Да-да, наш учитель умеет читать… мысли. Но это всё, что он умеет делать. То есть даже просто читать ему даётся с трудом, так как он не знает, что бакенбарды…
— Пушкин, я думаю, что тебе лучше помолчать, если не хочешь отправиться за Чайковским.
— Что, простите?! — покраснела дамочка. Женщина сразу поняла, что я замешан в исчезновении её сына.
И хоть я не был в этом замешан, мне всё равно нужно было что-то придумать, чтобы родители Щелкунчика поверили моей новой речи, которую я придумывал на ходу… То бишь они поверили, что я причастен к похищению.
Таким образом я убил сразу двух зайцев: заставил родителей Чайковского бояться и ненавидеть меня, но верить мне; снова показал спиногрызам, что любая оплошность может очень дорого обойтись им. А если добавить сплетни, то уверен, что Гоголян уже успел за это утро поделиться со своей братвой о том, что́ произошло этой ночью.
Конечно, детишки не из робкого десятка. Но и я не из таких. Так что здесь победит тот, кто дольше сопротивляется.
— Я говорю, что Ваш сын исчез, — объяснил я мамаше Щелкунчика. — Вчера он перегрыз футбольные ворота. Если точнее, то это две штанги. А сегодня он исчез. Вчера он перегрыз дерево и повалил его на машину директора княжеской школы магии. А сегодня он исчез. Вчера он пришёл домой, лёг спать. А сегодня…
— Довольно! — крикнула женщина. — Хватит меня запугивать! Где мой сын?!
Глава 10. Одиннадцать врагов Мацумото
— Вы думаете, что я какой-то тиран, Александра Андреевна. Но это совсем не так. Вам кажется, что я похитил Вашего сына. И что я плохой человек. Но это тоже не так. Вы видите лишь то, что хотите видеть. Но какова правда?
— Где?! Мой?! Сын?!
— Сашенька, успокойся, — погладил муж свою жену по спинке. Он посмотрел на меня и тоже с криком, но не таким стрёмным, спросил: — Так где же наш сын, Хиро Мацумото?! Отвечайте! Или я буду вынужден…