— Ну как тебе сказать, — подключился Профессор. — Он действительно грызёт нашу мебель. Нет, он хороший друг. Но когда начинает что-то грызть, то вечно страдают все, поскольку наши родители, чтобы не обидеть родителей Щелкунчика, сваливают всё на всех, а не на одного Щелкунчика, который это и сделал. И самое обидное, что все всё понимают, но всё равно страдаем мы все.
— Согласен, — поддержал Пушкин. — Вот скажи: тебе приятно, когда ты ничего не сделал, а какой-то зубастик сделал много пакостей, но в итоге виноват и ты и зубастик?
Я улыбнулся.
— Конечно, это не есть хорошо. Но друзей не выбирают.
— Ага. Ну-ну. — Гоголян похлопал по плечу Пушкина. — Димон, скажи ещё, что есть дружба между парнем и девушкой.
— Так, ну эту тему я поддерживать не стану, поскольку вам только по восемь лет. Давайте, — махнул я рукой, — идём к родителям Щелкунчика, раз действуем по плану Жука.
***
А мы реально действовали по его плану, ведь уже через час стучались в роскошный дом родителей Чайковского.
Нет, мой дом тоже был очень роскошным. Но дома́, которые построили на улице Петровская, намекали, что мой домик — это элитное дерьмо. Как бы эли́тное, но в мире роскоши — это всё ещё дерьмо.
Касалось это не только площадей самого дома, но и королевских садов, где ландшафтный дизайн дал бы фору эльфийскому городу… скажем, Ривенделлу.
Что касается нашего разговора с Александрой Андреевной и Ильёй Петровичем, то всё шло замечательно.
Конечно, женщина волновалась… даже позволила себе несколько оскорблений при детях в мой адрес. Но я её примерно мог понять. Моя мать бы вообще замочила придурка, который «похитил» её сына. Так что я ещё очень легко отделался.
Но вернёмся к сути.
Мамаша Щелкунчика обрадовалась, когда дети расхвалили её сына. И совсем не обрадовалась, когда мы сказали, что нужно подождать до утра.
Ушло больше часа, чтобы успокоить женщину. А это, между прочим, дольше, чем мы добирались до её дворца… будем называть вещи своими именами.
В итоге всё было бы хорошо, если бы не один косяк со стороны Пушкина. Я бы даже назвал это длинным языком.
Мелкий решил под конец добавить, что Александре Андреевне не сто́ит волноваться, поскольку её сын теперь не только сдерживает свои зубки, но и научился плавать.
Во-первых, парень соврал, ибо «научился» плавать только сам Пушкин, а во-вторых, Саня сказал, что мы всей оравой ходили на запретное озеро. То есть оно, может, и не было таковым, но не зря же над озером голограмма полянки была.
И вот такой вот конец полностью «изуродовал» наш план действий, который заключался в том, чтобы ночью сбежать всем детишкам из своих домов и отправиться на поиски Щелкунчика.
Спросите: как мы собирались его искать?
Думаю, очевидно, что без волшебного клубка здесь не обойтись.
Но ещё раз… Это бы́ло бы так, если бы Пушкин не добавил слова, которые прозвучали выше. А так как он проболтался, да ещё и наврал, Александра Андреевна и Илья Петрович решили поднять на уши всю Петровку.
Поднять пришлось и директора, который ох как не любил такого рода «поднятия». Я бы сказал, что он вообще не любил двигаться и что-то решать, если дело касалось не его личного обогащения.
Напрашивается вполне естественный вопрос: и что было дальше?
Глава 14. Димон нарасхват
А дальше было всё то, что я и хотел сделать.
Клубок одолжить мог, поскольку Скотт — это достаточно добрая душа.
Дети мне доверяли… я надеюсь.
Осталось только не попасться на глаза взрослым, которые ночью решили искать Щелкунчика.
Чтоб вы понимали, днём никто не мог его найти, а вот ночью — это то самое время, когда лучше всего искать.
Ага… флаг в руки.
Но взрослые портят всю малину, поскольку мы и так в глухой заднице с этим непонятным исчезновением Щелкунчика. Ещё и поиски со стороны ненужных мне лиц, причём ночные. А ночь, как известно, усложняет задачу и нам.
— Почему это на́м усложняет задачу ночь?! — возмутился Жук. — Если я правильно понял, то волшебный клубок может спокойно найти Щелкунчика. А раз это так, то ночка нам только на руку.
Жуков был прав. Я как-то и не додумался до этого. Может, просто не думал так далеко. Но сейчас полностью согласен.
Осталось только произнести речь перед мелкими и забрать волшебный клубок, с помощью которого мы быстро найдём Щелкунчика. Сделаем всё тихо ещё до того, как взрослые с фонариками закончат поиски зубастика.
— Итак, парни, — начал я, пока дюжина сорванцов стояла со мной на заднем дворе у Чайковских. Была уже полночь и родители моих учеников успокаивали Александру Андреевну. — Ваши родичи не хотят искать Щелкунчика. А кто хочет это делать ночью! Но уже как есть. И ваши родители вынуждены это делать, раз подписались на такой… такой…
— Такой же жест понимания, как и с пикником, когда Щелкунчик погрыз мебель, а свалили на нас всех, — дополнил Пушкин.
— Совершенно верно, Саня, — улыбнулся я. — Так вот, ваши предки сейчас выйдут из дома Чайковских и скажут, чтобы вы все валили домой… даже сами отведут или отвезут вас домой. Но это не так важно. Главное — наш дальнейший план действий. Он не особо поменяется. Вы лишь должны подушками сделать форму под одеялом, будто вы спите, укутавшись в нём. А сами валите из дома через балкон, окна — как хотите. Встречаемся в час ночи возле дуба с золотыми цепями.
— Златой цепью. Она там одна. — Пушкин посмотрел на меня и добавил: — Прости. Я забыл.
— Все поняли, что делать? — уточнил я.
Детишки кивнули.
И если мелких отвезли через пятнадцать минут домой их родители, то мне предстоял разговор с директором.
***
— Хиро! — рассердился Владимир Владимирович, который, естественно, то́же был приглашён в дом Чайковских. — Я, кажется, просил уладить вопрос со своими учениками и их родителями! А теперь стою посреди улицы!.. ночью, мать твою!.. снова выражаюсь неподобающе!.. И кто в этом виноват? — уже спокойным тоном спросил директор.
— Конечно же я, Владимир Владимирович. Но не спешите осуждать.
— Осуждать?!
— Расслабьтесь, хорошо? Я не меньше Вашего влип в эту историю. Но Вы здесь ни при чём.
— Как это я «ни при чём»?!
— Вот так это, — улыбнулся я. — Это княжеская школа магии, а не обычная школа. И случается всякое. Но если учитель берёт всю вину на себя, то директор может лишь пожать плечами. Я уже сказал, что всё под контролем. Дети на моей стороне. Мы уговорили Александру Андреевну днём. Попытались уговорить и ночью. Да, не получилось на все сто. Но на девяносто процентов вышло.
— Девяносто — это, можно сказать, ноль, если результат — моя пятая точка здесь, а не в кровати.
— Вы снова правы. Но не сто́ит быть таким пессимистом. Днём искали мелкого и не нашли. Ночью будут искать… и тоже не найдут. А всё почему? Да потому что Щелкунчик реально проходит испытание, о котором никто не знает… То есть знают, но не верят в это. Как минимум мама Чайковского не верит, что её сын проходит испытание. Поэтому и подняла на уши всю Петровку.
— Не городи чепуху! Ты ребёнок или учитель?! Какое, к чёрту, испытание?! Что ты вообще несёшь?!
— Я несу свет в Петровку. И благодаря испытанию… уже завтра мама Чайковского будет хвалить меня за то, что её сын стал лучше. Благодарить за то, что дети его любят ещё больше. Вы хоть знали, что никто не любит, когда на пикник собираются все дети и страдают все́ дети?
— Знал.
— А представьте, что дети больше страдать не будут. Больше не будет того прежнего Щелкунчика, которого все знали. Просто дайте мне шанс до утра. И я обещаю, что все забудут сегодняшний день и сегодняшнюю ночь. Кому как не Вам знать, что старое забывают, если новое изменяет положение старого в лучшую сторону. Кроме того, я обязательно скажу Александре Андреевне и Илье Петровичу, что Вы мне помогали. Что это по большей части именно Ва́ша заслуга.