— Думаю, надо подумать, — прервал меня Жук. Он посмотрел на Клубок и сказал: — Владимир Владимирович — это очень плохой человек. Не для нас. Для всех. Да, ты думаешь, что это не так, и я даже не буду тебя исправлять, Клубок. Но подумай вот о чём: если будет плохо нам, то плохо будет и Скотту. Ну а если будет плохо тому, у кого ты постоянно живёшь, то будет плохо и тебе. Ты вроде не тупой малый, поэтому сам сообразишь, как тебе лучше поступить. Иногда необходимо нарушить правило, чтобы самому не оказаться в яме.
— Какими бы ни были красивыми твои слова, Жуков, я не могу ничем помочь.
— Ты что, знаешь, как меня зовут?!
— Если ты не был моим хозяином и не держал меня, то это ещё не значит, что я вообще ничего о тебе не знаю. Но если бы ты был моим хозяином хотя бы раз, то я бы знал о тебе гораздо больше, чем сейчас.
— Кто-нибудь понял, что он сказал? — подключился я.
— Я всё понял, — поднял Толстый руку. — Нормально говорит. Я бы сказал примерно так же. Но вы бы снова начали говорить, что я какой-то лох.
— Ой, никто никогда не говорил, что ты лох! — встрял Пушкин.
— Да-да-да, так я и поверю… особенно тебе, Саня. Ты прекрасно знаешь, что я говорю так же, как говорил только что Клубок.
— Ну это мы и так знали, — по-дружески пихнул Санёк пузанчика в плечо.
— Попробуй задать правильный вопрос, — перебил нас всех шерстяной кругляш, обратившись к Жукову. — Я ведь тоже жду, когда мне зададут вопрос с подвохом. И с радостью на него отвечу, если он «почти» не будет нарушать мои правила, о которых я вам не расскажу так сразу. Лишь намекну, когда это нужно будет сделать.
— Как, например, сейчас? — спросил Пушкин.
— Точно, — подмигнул Клубок.
Жук снова задумался. Парнишка настолько увлёкся мыслями «как раскрутить волшебного кругляша», что подавился кофе.
— Осторожно, — нагнулся я в сторону Жука. Но потом перевёл всё в шутку, будто беспокоился не за мелкого: — Мой диван не вымазал?
Детишки посмеялись.
Жук откашлялся и сказал:
— Я придумал. Мы будем выступать в роли помощников.
— Поясни, — не совсем въехал я.
Если честно, то я редко во что-то въезжал моментально. Разве что только в гараж мужа моей физички, и то только на машине. Своими мозгами я въезжал крайне редко. Мне нужно было намекать по несколько раз.
Надеюсь, в этом мире я не настолько был хреновым.
Ну ладно, в этом мире я тупил, но не так сильно, как в своём. Хотя по части своих личных проблем, когда нужно было решать что-то самостоятельно, я вообще не тупил. Вот такой вот я запутанный «профессионал».
Тем временем Жук придумал для Клубка, мол, хочет помочь директору встретить Дмитрия Анатольевича. Но для этого необходимо знать, во-первых, приедет ли он сегодня, и если да, то во сколько? Во-вторых, с чем ему нужно помочь?
— Может, там есть что-то такое, чему мы могли бы «посодействовать»? — завершил свои вопросики мелкий полководец.
— Дмитрий Анатольевич приезжает в полдень, — ответил Клубок, чем нас сильно обрадовал. — Он хочет, чтобы на Петровке царил порядок и все его слушались. Шумихи быть не должно.
— Значит, нужно устроить шумиху. Закатить пьянку. Детскую. С тархуном вместо водки и вина, — сразу же перебил Пушкин. Он о чём-то задумался, сам же посмеялся, и сказал: — Это я могу устроить. Да хоть прямо перед школой.
— Дмитрий Анатольевич остановится у себя. — Клубок посмотрел на меня и добавил: — Это как раз тот дворец, в котором спал директор этой ночкой. То есть это как бы считается дворец Дмитрия Анатольевича, но живёт в нём директор.
— А Дмитрий Анатольевич любит, когда по всему его дворцу развешаны картины с рожами Владимира Владимировича? — поинтересовался Щелкунчик.
Тут и я смекнул, к чему мелкий клонит. Молодец.
Клубок улыбнулся так, будто не мог ответить на данный вопрос. Но самое интересное, что он ответил. Хрен поймёшь логику этих волшебных дельцов.
Клубок сказал, что Дмитрий Анатольевич не любит, когда в его доме, дворце… не так важно, вообще висят чьи бы то ни было картины. Тем более с лицами, которые не принадлежали бы самому́ Дмитрию или его семье… если она у него есть, конечно.
То есть, как видите, расколоть волшебного кругляша было легко, нужно только знать, где «колоть».
— Скажу больше, Дмитрий Анатольевич запрещает такого рода самодеятельность, — добавил Клубок, как бы намекая, что можете действовать именно в э́том направлении.
— А ты можешь сказать, картины всё ещё висят? — поинтересовался я.
— Не могу, — улыбнулся Клубок. — Сами проверьте.
— Кто на данный момент считается твоим хозяином? — спросил Жук.
— Димон, — ответил Клубок.
— То есть только Димон может просить, чтобы ты указал дорогу?
— Да.
— Не «указал», а «показал», — исправил Пушкин. — Клубок физически не может указать, потому что указывают в основном пальцем. Но нам это и не нужно. Он нам дорогу не указывает, а показывает, ибо идёт вместе с нами до самого конца.
— Иди ты на…
— Так-так, ребятули! — повысил я голос. — Тихо. Пушка, угомонись. А ты, Жук, продолжай.
— Скажи Клубку, чтобы показал, где находятся картины. Хотя нет, он же не покажет. Ты же не покажешь? — уточнил Жук у волшебного клубка.
— Если так, как ты́ хочешь, чтобы Димон спросил, то не покажу. Но если по-другому спросить, то…
Жук снова задумался.
— Димон, скажи так: «Мы бы хотели помочь убрать эти картины, если они висят. Тогда Дмитрий Анатольевич будет рад, а директор не будет наказан. Всё делаем на благо всех. Не считаем… уже́ не считаем Владимира Владимировича каким-то уродом. Даже больше, хотим, чтобы директор был счастлив, и не попался с картинами на глаза Дмитрию Анатольевичу. Но для этого нам нужна помощь профессионала вроде тебя, Клубок.»
Я повторил слова Жука, на что шерстяной кругляш ответил:
— Картины убраны. В вашей помощи директор не нуждается.
— Отлично, — обрадовался Пушкин. — Теперь мы знаем, что картин уже нет. Конечно, это новость не совсем приятная, но мы хотя бы знаем, что́ нам нужно делать дальше.
— И знаем, чем занимался Владимир Владимирович, когда я и ты свалили из его дома, — добавил Щелкунчик, посмотрев на меня.
Тут подключился Булгаков:
— А что, если Петрович попадёт в дом через окно и откроет нам дверь. Мы осмотрим его… Ну, не Петровича, а дом. Найдём картины. Хотя бы будем уже́ знать, где они находятся. Потом свалим оттуда. Дождёмся, пока не прибудет Дмитрий Анатольевич и не останется там отдыхать. Снова залезем в дом, но уже, может, не все, а только наш Форточник. Достанем парочку картин и тихонько развесим их. Ну или только Петрович всё сделает, а мы его похвалим.
— Я как раз хотел предложить то же самое, — слегка разозлился Жуков на Профессора.
— Умей проигрывать, Жук, — посмеялся Пётр Великий.
— Вот только не начинай, хорошо?!
— А чё я такого сказал? Ты первый начал посылать меня в дом директора, даже не спросив об этом са́мого главного исполнителя — меня самого!
— Я тебя не посылал! Это всё Профессор!
— Но ты же сказал, что хотел сказать то же самое, разве нет?! Или у тебя «то же самое» — это не то же самое?!
— Так, парни, уймитесь. Не нужно ругаться. У нас есть общий враг, от которого пострадаем мы все, если он победит. — Я взял обоих за руки. — Одному реально стоило бы научиться принимать поражение, называя его чем-то другим, ибо лично я поражением такие вещи не считаю. А другому — не возвысить себя до звёзд после первой же похвалы, ибо очень больно потом будет падать. Вы все молодцы, — сразу поддержал я мелких, чтобы не кисли. — Мы работаем в команде, поэтому если победит директор, то все мы проиграем битву, а не только Жук… или я, или любой из вас. Мы все́, ребята! Но мы спокойно можем решить задачу и победить, если не будем ругаться внутри коллектива, коим мы и являемся.
— Отлично загнул, Димон, — похвалил меня Пушкин. — Аплодирую стоя.