— Говори.
— Короче, парни, Анатолий… то есть Дмитрий Анатольевич поругался с Владимиром Владимировичем. Не знаю, что там у них произошло внутри дома, но, когда Дмитрий Анатольевич выбежал к бассейну и бросил несколько бумаг в воду, Владимир Владимирович ударил его по лицу.
— Что за бумаги?
— Это картины! — эмоционально встрял Ракета.
— Ну зачем ты сказал, а?! Теперь им будет неинтересно слушать, — чуть ли не заплакал Парус.
— Нет-нет, продолжай, Парусёнок, — решил я поддержать парня, но ещё сильнее добил его своим «Парусёнок». И додумался же до такого. — Всё-всё, прости.
— В общем, когда всё закончилось и Дмитрий Анатольевич уехал в неизвестном направлении, а за ним и Владимир Владимирович, а может, и не за ним, мы с Ракетой подлетели поближе и увидели, что это была не просто бумага, а разорванные полотна.
— Картины с рожей Владимира Владимировича?! — обрадовался я.
— Ага, — подтвердили сразу Ракета и Парус.
— Ну что за фигня! — бросил картину Топор. — И зачем я только тащил целый час эту херню по тоннелю!
— Нет-нет, всё нормально, Топор. Ты молодец. Картина ещё пригодится. — Я посмотрел на Паруса и спросил: — Это давно было?
— Да нет, только что… ну почти «только что».
— Отлично. Значит, мы должны добить Дмитрия Анатольевича, пока он зол на Владимира Владимировича. Ракета! Парус! Летите над Петровкой и постарайтесь найти Дмитрия Анатольевича. Как только найдёте, отпишите Пушке. А мы придём туда, где этот мужик остановится.
— Ты хочешь, чтобы мы повесили картину директора ещё и…
— Да, Ракета. Именно это я и хочу. И надеюсь, что ты нам в этом поможешь.
— Будет сделано, Димон. — И Ракета резко тронулся с места.
— Итак, парни, в тоннель, живо, — скомандовал я.
— Постой, постой, — остановил Жуков. — В тоннеле связь не ловит. Вдруг Парус и Ракета найдут их прямо сейчас, а мы не будем знать этого целый час.
— Жук прав, Димон, — поддержал Пушкин.
— А мы погреб оставили открытым в лабораторию. Я про дверь с инопланетными знаками. И будет глупо, если Владимир Владимирович спустится туда и…
— Мы и так там натворили много дел. Если дверь закроем, то всё равно будет видно, что кто-то был в погребе. А если заглянут в лабораторию-склад, то тоже поймут, что кто-то разбил зелье. В общем, логичнее было бы бежать через лес в сторону забора с плющом. Там перелезем. А потом решим, куда бежать дальше. Может, к этому времени Ракета и Парус что-то отпишут, — продолжил Жуков. — Кроме того, Дмитрий Анатольевич бросил в бассейн картины нашего директора. А это значит, что они оба побывали уже в погребе.
С парнем не поспоришь. Мозг работал правильно.
Мы сделали всё так, как сказал Жук.
Парус и Ракета сделали тоже всё так, как сказал я. Приплюсуем сюда удачу. И вуаля. Когда мы оказались на территории Петровки, Ракета отписал, что Дмитрий Анатольевич находится в гостинице.
— Что ещё за гостиница? — поинтересовался я у мелких.
— А… есть там одна, — заулыбался Толстый. — Я в ней как-то жил полдня, отмечал какой-то неизвестный праздник, пока родители дома чем-то занимались. Мне понравилось. Консьерж оказался отличным жонглёром. А девушка на ресепшене лично принесла мне большой тортик с кремом. А когда…
— Так, давай ближе к делу.
— Димон, ты не с тем говоришь. Гостиница находится неподалёку от дома Чайковских, — перебил Пушкин.
— Да-да, возле моего дома. Тоже где-то полкилометра левее пройти и можно наткнуться на гостиницу, — добавил Щелкунчик.
— Тогда идём в гостиницу, пацаны, — улыбнулся я.
— И никакого плана?! — тревожно спросил Жуков.
По лицу было видно, что парень что-то придумал. И было бы грешно не спросить у него. Поэтому…
— План будет. И ты будешь ответственным за него, Жук. Пока мы идём, можешь рассказать.
— Если коротко, то сперва мы узнаем, где остановился Дмитрий Анатольевич.
— Мы и так уже знаем.
— Толстый, я про номер в гостинице.
— А, ну да… логично. Всё, я молчу.
— Нужно, чтобы Толстый вызвал Анну Каренину.
— Я?!
— Да, Толстый, ты. Никто больше не умеет её вызывать. И кто-то обещал молчать, разве нет?
— Да-да, продолжай. — И Лев почесал затылок.
— Значит, вызовет свою женщину-призрака, которая выглядит как обычная женщина. Пусть она имитирует смерть в вестибюле. Как раз нет никаких рельс, а значит, и не будет «разрезаний тела». Обычная имитация смерти.
— Симуляция больше подходит сюда… чем имитация. Но продолжай, — испуганно улыбнулся Пушкин, когда все посмотрели на него так, будто сейчас запиздят ногами.
— После этого Петрович пролезет через окно, что сбоку, — продолжил Жуков. — А когда все отвлекутся на Анну Каренину, он возьмёт ключ от номера в отеле и от раздевалки, где есть форма персонала. Димон, так как ты самый старший из нас, тебе нужно будет переодеться в консьержа и зайти в номер Дмитрия Анатольевича. Сделать вид, что ты…
— Стоп, стоп, стоп. Меня должен увидеть Дмитрий Анатольевич? А как же потом быть, если я ещё и учитель ваш?
— Вот здесь я что-то не подумал… пока что.
— Значит, надо, чтобы его не увидели, — добавил Пушкин.
— Так если его не должны увидеть, то зачем мне рисковать и брать ключи, если я могу просто залезть через окно в нужный номер и открыть Димону дверь, — встрял Петрович.
— Всё не так. Дайте мне минуту, чтобы я изменил план! — раскричался Жуков. — План другой. То есть он такой же. Но с изменениями. Нужно, чтобы Димон оставался Димоном. Пусть он будет Хиро Мацумото для нашего Дмитрия Анатольевича. Пусть Димон зайдёт в президентский номер как клиент. Включит дурака. Скажет, что ему Владимир Владимирович дал этот номер. — Жуков посмотрел на меня и сказал: — Придумаешь, будто тебя наш директор попросил повесить его картину в этом номере, потому что сюда должен будет прийти какой-то урод.
— Ты в своём уме?!
— Димон, не начинай. Дмитрий Анатольевич сейчас зол на Владимира Владимировича. Ты и сам об этом сказал. А когда человек зол, то не важно, кто он, пусть хоть король всего мира. В этот момент человек хочет только одного — мести. А тебе всё равно нечего терять. Вот ты и скажешь, что Владимир Владимирович послал тебя сюда, чтобы ты повесил его картину. Но, по всей видимости, это Вы и есть — обратишься так к Дмитрию Анатольевичу, повторно включив дурака. А лучше вообще не выходить из этой роли.
— Значит, я говорю, что это Вам, Дмитрий Анатольевич. Директор попросил меня повесить его картину здесь, чтобы какой-то мудак разозлился. Ну а так как здесь Вы, то получается, что Владимир Владимирович обозвал Вас мудаком. Дмитрий Анатольевич, простите меня, но я не мог не рассказать Вам об этом. И да, если Вы здесь, то почему нет никакой охраны. Ну это я типа переведу тему, — объяснил я Жукову.
— Очень даже хорошо, Димон. Так и сделай. Будет самое то.
— Кстати, а чего он без охраны? — спросил Чехословак. — Кто-нибудь может мне объяснить?
— Да потому что Дмитрий Анатольевич приехал в место, где охрана не нужна, — начал объяснять Пушкин. — Петровка — это то место, которое Дмитрий Анатольевич сам же и купил… ну что-то в этом роде. Так что приехать сюда без охраны — это как поговорить в сортире о деле, чтобы никто не слышал, поскольку в туалетах нет камер и прослушки.
— Петровка — это сортир? — вырвал из контекста Чехословак. — Я думал, что Петровка — это хорошее место, где живут хорошие лю…
— Заткнись! — крикнул Пушкин. — Просто помолчи, хорошо?!
— Ну ладно. Чего сразу орать-то, ненормальный, — улыбнулся Чехословак.
— Охрана ждёт директора за пределами Петровки. Именно поэтому Владимир Владимирович и поехал встречать Дмитрия Анатольевича у самых ворот, где охрана, но уже не президента, а наша — та, что в красных кардиганах, пропустила только директора и президента. Всё, больше никого. Сам президент так решил. И точка, ясно?
— Да ясно, ясно. Уймись уже, Пушка, — сменил Чехословак улыбку на нейтральное выражение лица.