На следующий день он решил взять себя в руки и победить судьбу. Эдуар потребовал яйца с беконом, и съел все до крошки. Затем князь попросил специалиста по реабилитации не щадить его. Боли в легком были такими же сильными, как и в плече, но он уговорил врачей не давать ему больше болеутоляющих, чтоб выйти из состояния латентной апатии. Эдуару нужна была ясная и трезвая голова, так как он собирался принять очень важное решение. Князь считал, что болезнь послана ему во искупление грехов, правда, он сам толком не знал каких.
Через два дня мэтр Кремона нанес ему визит вместе со своей супругой. Эта пара, как всегда, была нелепо одета. На мадам – юбка из набивной ткани, прикрывающая голые и грязные лодыжки, монашеские сандалии с узкими ремешками, белая сорочка сомнительной свежести, черный пиджак, воротник которого позеленел от старости, подобно очень старым сутанам у очень старых кюре из прошлого. Ее длинные волосы, на этот раз хорошо причесанные, но такие же обесцвеченные, как и прежде, доходили до бедер.
Мэтр казался еще более незаметным в своем клетчатом костюме, борта и лацканы пиджака свисали как капустные листья. В руках у него был портфель из потертой кожи, который ему, вероятно, подарили еще в студенческие времена. Он очень много говорил. Мадам, сидевшая рядом с ним, подчеркивала его речь поддакиванием, зачастую невпопад. Время от времени Кремона поворачивался к ней с улыбкой влюбленного, несколько раз ему удалось нежно погладить ее колени. От этой пары исходила такая страсть, что, казалось, она не угаснет даже со смертью одного из них.
Адвокат вынул из портфеля документы, прочел все статьи кодекса, заставил князя подписать бумаги, потребовал медицинское свидетельство о болезни, которое ему обещали скоро подготовить, но ему нужно было получить его немедленно. Врачи, растерявшись перед такой настойчивостью Кремона, провели его в кабинет профессора, который оперировал Эдуара. Жена хотела сопровождать адвоката, но тот покачал отрицательно головой и нежно поцеловал ее в губы, как будто они расставались надолго.
– Приятно видеть такую счастливую супружескую пару, – сказал Эдуар.
– Это чудесно, – уступчиво поддакнула Офелия.
И она вдруг потянула руку к простыне Эдуара, пытаясь найти его член, который она тут же легко схватила с победоносным кудахтаньем.
– Но это мне не мешает быть немножко шлюхой, – призналась она. – Я думаю, что это особенно нравится Анри.
– Будьте так любезны, отпустите меня, – взмолился Эдуар. – В это время мне делают уколы, и в любой момент может войти медсестра.
Она согласилась.
– Мне всегда кажется забавным поймать за «хвост» мужчину, когда он этого совсем не ожидает, – сказала мадам Кремона.
Князь признал, что это действительно неплохая шутка.
Адвокат вернулся, торжествующий, размахивающий медицинским свидетельством как трофеем.
– Потрясающий этот врач! – ликовал он. – Испанец, но тем не менее очень симпатичный. Мы поболтали: я хорошо знаю Коста Брава. Однако есть одна вещь, которую я не понял и не осмелился задать вопрос: почему, говоря о вас, он называет вас князем?
– В шутку, – ответил Эдуар. – Меня балуют все медсестры.
Князь вернулся в замок через восемь дней после визита адвоката. Он вступил в небольшой заговор с медицинским персоналом, попросив ничего не сообщать княгине, чтобы сделать ей сюрприз.
Он вышел из такси в десять часов утра и увидел Вальтера, сгребавшего в кучу первые осенние листья.
Добряк Вальтер бросил грабли и открыл ворота замка. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы узнать князя – настолько тот сильно изменился. Исхудавшее лицо, рыжая борода, рука на перевязи, согнутая спина превратили Эдуара в другого человека, почти что в старика.
У садовника вырвался стон сострадания: – Ваша светлость! О Ваша светлость! Потом, вспомнив о покушении Дмитрия Юлафа, он воскликнул:
– А! Мерзавец! Проклятый негодяй!
Он начал рыдать, прижавшись лбом к решетке, и Эдуару пришлось его успокаивать.
– Ну же, успокойтесь, Вальтер, я поправлюсь! Дайте мне вашу руку, чтобы я мог дойти до крыльца.
Они заковыляли по направлению к замку. Князь шел как-то боком из-за своего больного плеча. Он держал правую руку на груди, чтобы подавить боль. Самым мучительным для Эдуара оказалось одолеть ступени лестницы. Он должен был дважды останавливаться, чтобы подняться наверх. Вальтер не разговаривал, направив все свои усилия, чтобы его поддерживать. Он открыл дверь.
– Приготовьтесь к переменам, Ваша светлость, – прошептал он.
Князь вошел в холл, и его шаги гулко отдались в пустом помещении. В огромном холле не было ни мебели, ни картин, ни гобеленов. Ковры тоже исчезли, оставив отпечаток на мраморных плитах.
Эдуар теперь понял, что подразумевал герцог Гролофф, говоря о том, что «в замке его ожидает сюрприз».
Поддерживаемый Вальтером, князь наконец добрался до зала для приема гостей.
Вальтер постучал. Тихий голос княгини разрешил войти. Так как оба мужчины не могли одновременно войти в одну створку двери, Вальтер стушевался, пропустив вперед Эдуара. Когда князь увидел огромную, совершенно пустую залу, хотя он и был готов к этому, он тем не менее ощутил страшный удар. В комнате в 150 квадратных метров не было ничего, кроме старых занавесок на окнах, кресла, садового стула и пустого перевернутого сундука, да еще двух больших фотографий на камине – Оттона и Сигизмонда.
Княгиня Гертруда сидела в кресле, Маргарет – на складном стульчике. Она читала вслух своей хозяйке, на сундуке, который служил столом, стояли чайник и чашка.
Узнав своего внука, Гертруда вскочила с кресла и бросилась к нему навстречу.
– Ах ты, скрытник! Почему ты мне ничего не сказал?
– Чтобы сделать тебе сюрприз!
Старая женщина обняла его и потерлась щекой о его грудь.
– Боже мой, вот ты и дома! А я тебя не предупредила о переменах.
– Слова тут бессильны. Эти стервятники забрали у тебя все!
– Они нам оставили наши кровати и наши вещи, да еще кресло – из уважения к моему возрасту; это достаточно великодушно со стороны судебных исполнителей.
Княгиня иронизировала без горечи, приняв свое разорение с неизменным достоинством, которое ничто не могло сломить.
Эдуар подошел к Маргарет и поцеловал ее в лоб.
– Я счастлив вас видеть снова, моя милая.
Ирландка покраснела, встала и осталась стоять, как маленькая девочка, получившая приз на эстраде.
– У меня для тебя есть и другие новости, мой дорогой мальчик, – сказала княгиня, – герцог и герцогиня уехали, сбежали как крысы с тонущего корабля. У экономки Гролофф оказалось имение на берегу озера Тун, и туда отправился мой экскамергер писать свои мемуары. Так как у меня нет больше средств, чтобы платить Вальтеру и Лоле, я им предложила сделать то же самое. Они собираются уехать через несколько дней в одну из итальянских деревушек. Моя дорогая Маргарет, действительно по-настоящему к нам привязанная и преданная, остается вместе с нами. Она намерена заняться кухней, а я приглашу приходящую прислугу, чтобы убирать постели и пылесосить эту пустынную казарму. Но у тебя очень изможденный вид, мой дорогой мальчик. Маргарет тебе поможет лечь в постель.