— Пойду я, — чуть слышно прошептала Мари-Шарлотт.
Она молча поднялась по лестнице. Дверь верхнего этажа была открыта, что было явным признаком отсутствия Бланвена. Перепрыгнув через три ступеньки, Мари-Шарлотт осмотрела спальню. И здесь все было пусто. Тогда девчонка сообразила, что Эдуар, по всей вероятности, находился в машине, вытянувшись на заднем сиденье, что было естественным в его состоянии! Должно быть, араб отвез его в госпиталь.
Подошли ее приятели. Увидев разочарование Мари-Шарлотт, Азиат стал зубоскалить:
— Кто остался в дураках? Мари-Шарлотт! Ей хотелось поразвлечься этой ночью! А птичка улетела, и наша предводительница опечалена!
Мари-Шарлотт влепила ему пощечину, разъяренная его насмешками, которые только еще больше разжигали ее гнев.
— Ну ладно, хватит! Мисс совсем расклеилась, что ли? — запротестовал Фрэнки, пытаясь спасти свое лицо.
Дылда, рыскавшая по ящикам, увидела коробку с бисквитами. Она открыла ее, так как была очень голодна. Обнаружив содержимое, Стефани издала радостный вопль:
— Песочное британское печенье, мое любимое, — объявила Дылда. — Восемь тысяч франков. Спасибо тебе, Иисус!
Она сгребла добычу, подняла подол своего платья без карманов и засунула пачки с деньгами в трусы.
Мари-Шарлотт задержалась в спальне Эдуара, пытаясь обнаружить его запах на подушке. Она увидела темно-красный след.
«Он харкает кровью, — подумала девчонка, — он что, заболел туберкулезом?»
Кровать Эдуара, на которой он спал в течение многих лет, где он провел свою последнюю ночь, эта кровать холостяка ее волновала. Возможно, он здесь, на этих старых простынях, занимался любовью? Ее терзала невыразимая ревность.
Мари-Шарлотт задумчиво посмотрела на своих спутников, они были ей противны.
— Убирайтесь, я буду его здесь ждать одна! — решила она.
Фрэнки покачал головой:
— Ты — чокнутая! Если он вернется со своим кретином, которому ты когда-то задала хорошую взбучку, то это будет твой праздник!
— Что он со мной сделает — ведь я его кузина!
— Такие неугомонные кузины рискуют получить хороший нагоняй!
Мари-Шарлотт превратилась в разъяренную фурию:
— Убирайтесь к черту и заприте дверь!
— Это будет не так легко, — посмеивался Фрэнки, — замок висит, как мои яйца!
— Ладно! Пусть висит, только убирайся!
Он спустился по лестнице, побежденный, как всегда, ее беспощадностью.
— Ты останешься здесь надолго? — спросила Дылда.
— Это будет зависеть от обстоятельств.
— Каких?
— Ты мне тоже осточертела, убирайся!
Оставшись одна в маленькой квартирке Эдуара, она вернулась в спальню, бросилась на постель и разрыдалась.
37
В камере, куда поместили Эдуара, находились еще двое. Надзиратель, который его принимал, громко расхохотался, глядя на его скорбный вид.
— Ну что с вами, месье Бланвен, вы еле тащитесь! Вы, наверное, всю ночь кутили? Так обычно поступают те, у кого легкая мера наказания.
Эдуар не стал его разубеждать: ему этот человек понравился, и ему было приятно, что его называют «месье».
Два сокамерника приняли князя без энтузиазма. Один из них был черный африканец, с лицом, изуродованным ритуальными шрамами. Второй — толстенький, кругленький, лысоватый мужчина лет пятидесяти, пребывающий, казалось бы, в полной прострации.
Эдуар с ними сухо поздоровался и рухнул на свободную койку. Воздух в камере был пропитан запахом жавелевой воды, специфическим запахом африканца и запахом нечистот.
Князь поднял воротник своей куртки, чтобы хоть как-то согреться, — холод проникал во все поры его тела. Но это не спасало.
Громкая, неудержимая чудовищная отрыжка африканца напомнила рычание тигра.
— Аминь! — сказал лысый.
Бланвен закрыл глаза. Коридоры тюрьмы, по которым его медленно провел надзиратель, на него произвели кошмарное впечатление.
«Это мой крестный путь».
В подготовительный период, предшествовавший его крещению, епископ, с которым Бланвен поделился своими сомнениями, объяснил Эдуару, что жизнь — это крестный путь от рождения до смерти. Иногда на этом пути выпадают редкие минуты покоя, безмятежности, но они, в конце концов, складываются из наших падений. Только лишь когда нас сокрушает бремя креста, вынуждая пасть на колени, вот тогда мы вновь собираемся с силами, чтобы продолжать наш путь.
Тюрьма представлялась Эдуару таким «падением», или передышкой. Он должен во что бы то ни стало прийти в себя и продолжать свой крестный путь. Место наказания станет его освобождением.