Ровно двумя годами позже оба отъезжавших тверских удельных князя вернулись из Москвы в Тверь. Источники не дают возможности прийти к заключению, связано ли это и, если связано, то в какой степени, с тверской политикой по отношению к Едигею. В сентябре-октябре 1410 г. великий князь Иван Михайлович «благословением игумена Московского Никона» даровал милость князю Ивану Борисовичу[1122], а 10 октября того же года — «своему брату, князю Юрию Всеволодовичу»[1123].
В феврале 1411 г., почти два года спустя после смерти Арсения[1124], в Твери был посвящен новый епископ. Если прежде поставление епископа осуществлялось только лишь решением митрополита[1125], то на сей раз был использован другой метод: митрополит Фотий приказал суздальскому епископу Митрофану тянуть жребий. Выбор при этом пал, однако, не на Парфения, настоятеля тверского монастыря св. Федора, а на московского настоятеля Антония, которого тверичи не желали[1126]. Это известие сохранилось только в западнорусской Супрасльской летописи. Однако Антонин в конце концов показал себя в ходе своего служения (а занимал кафедру он в течение долгого времени) достойным представителем своей епархии; представителем промосковской политики он отнюдь не был[1127]. Все же в момент избрания тверичи явно были не довольны его кандидатурой. Недовольство это, правда, могло относиться и к способу избрания, о котором речь уже шла[1128]. Помимо того, отношения между Москвой и Тверью в это время явно вновь стали напряженными, что превращало избрание московского настоятеля епископом тверским в важную политическую акцию. Впрочем, таковой акцией оно являлось бы в любом случае.
Наследник тверского престола Александр Иванович в 1411 г. ездил в Литву и встречался в Киеве с Витовтом. В этом древнем русском городе пребывали тогда также польский король Ягайло и сын умершего в 1406/1407 г. и еще ранее изгнанного из Орды Тохтамыша царевич Джелал-ад-Дин. В сентябре 1411 г. Александр вернулся в Тверь[1129]. Кроме того, осенью 1411 г. было воздвигнуто новое тверское укрепление на границе с Торжком; поскольку новоторжские земли принадлежали Великому Новгороду, они находились тем самым в московской сфере влияния[1130]. Во второй раз за несколько месяцев события приобрели острый характер. Зимой 1411/1412 г. Джелал-ад-Дин на короткое время сместил Едигея и взял власть в Орде. В 1412 г. в Тверь от нового хана прибыл «посол лют» и вызвал великого князя тверского в Орду. К этому времени уже снова открылась «вражда великая» между Иваном Михайловичем и его младшим братом Василием Кашинским. Люди Ивана взяли Василия в плен, но потом ему удался отчаянный по смелости побег в Москву. Рассказав об этом. Никоновская летопись говорит далее:
«Того же лета взяша велиции князи единачество межи собою, князь велики Витофтъ Кестутьевичь Литовский и князь велики Иванъ Михайловичь Тферский, быти имъ всюде заединъ».
После этого Василий Михайлович отправился из Москвы в Орду, а 1 августа 1412 г. туда же выехал великий князь московский Василий вместе с князем Иваном Васильевичем Ярославским «со множьствомъ богатства и со всеми своими велможами»[1131]. Мнение В. С. Борзаковского о том, что великий князь тверской мог рассчитывать на благосклонное отношение Джелал-ад-Дина, поскольку последний состоял в добрых отношениях с Витовтом[1132], выглядит не вполне убедительно: соперник Джелал-ад-Дина Едигей враждовал с Москвой, Москва же, в свою очередь, предоставляла убежище сыновьям Тохтамыша, о чем уже говорилось ранее. Великий князь московский прибыл к хану со звонкой монетой, что уже и раньше не раз оказывалось залогом успеха московской политики[1133]. Прибытие «посла люта» в Тверь также не говорит о том, что тверичи могли быть довольны подобным развитиям событий. Лишь 15 августа 1412 г., спустя две недели после отъезда великого князя московского, в Орду выехал Иван Михайлович; значительная задержка явно была связана с необходимостью принять татарского посла. Никоновская летопись живо изображает сцену расставания Ивана с епископом и тверичами, завершая ее следующим сообщением:
1125
По крайней мере в 1390 г. сам митрополит Киприан выдвинул Арсения кандидатом на тверскую епископскую кафедру.
1126
ПСРЛ 35 (Супрасльская летопись). С. 54 (6918 г.); см., напротив, весьма скупое известие в: ПСРЛ 15,1. Стб. 186 (6919 г.); ПСРЛ 11. С 215 (6919 г.). Преимущество следует отдать датировке этих известий 1411 годом. Ср. противоречащий подобному изложению событий, опирающемуся на Супрасльскую летопись, тезис Вл. Водова о том, что великий князь тверской вынудил митрополита Предоставить поставление епископа его княжескому усмотрению. См.: Vodoff La place… P. 39. Note 30. Вл. Водов опирается на одно место в цитируемой В. А. Кучкиным рукописи конца XVII — начала XVIII века (!), в котором почти теми же словами, что и в Никоновской летописи, сказано не о «призыве», но о «приказе» Фотию прибыть в Тверь. См. об этом: Кучкни В. А О тверском летописном материале… С. 349; а также: ПСРЛ 11. С. 215.
1128
То, что тверская кафедра оставалась вакантной на протяжении почти двух лет. может объясняться разногласиями относительно способа избрания.
1133
В отличие от представленной здесь точки зрения, А. Е. Пресняков и Л. В Черепнин полагают, что развитие событий угрожало положению великого князя московского, а не Ивана Тверского. См.: Пресняков А. Е. Указ. соч. С. 347; Черепнин Л. В. Образование… С. 735. При этом не учитываются, однако, добрые отношения Москвы с сыновьями Тохтамыша; заняв подобную позицию, трудно объяснить, почему в XV в., когда власть Орды уже была сильно ослаблена, великий князь московский подвергался большому личному риску в результате своего появления при ханском дворе. Помимо этого, далее еще будет сказано об облегчении, которое испытали в Твери, узнав вскорости о свержении Джелал-ад-Дина.