Вероятно, лишь теперь в Твери появился посланец Дмитрия и представил в качестве объяснения произошедших в Москве событий «слухи о татарах», впрочем, в слегка видоизмененной форме. Дмитрий Шемяка повелел своему послу передать следующее:
«И сталося, брате, в нашей земли, но что же братъ нашь, князь великий Василей, целовал тотаромъ, но что же твою отчину, великое княжение тферьское, да и наши отчины хощет предати тотаромъ. Но и мы же то одумавъ со своею братиею и со всею землею, но великого же князя Василий поймали. И того ради и тобе възвещаемъ, но да и ты бы ecu намъ способъствовалъ по христианстве, но и и аще же и по своей отчине»[1266].
В этом варианте слуха, используемого Дмитрием Шемякой, нет речи о передаче Твери Василию. Более того, Тверь, так же, как и Москва, должна была пасть жертвой татар. Тверской аноним не оставляет никаких сомнений в том, что Шемяка не смог произвести должного впечатления на Бориса:
«…И князь же великий Борисъ Александровичь в той час посла своего воеводу, князя Ондрея Дмитриевича[1267], а веля ему известно опыт ять о великомъ князе Василии…»[1268].
Борис, как сказано далее в «Слове похвальном»,
«въсхоте же стати по своемъ брате по великомъ князе Василии, но яко же Ярославъ[1269] тако же и сотвори. И той же зимы послал князь великий Борисъ на Вологду наместника своего кашинскаго, князя Феодора Шуйского[1270] по своего брата, по великого князя по Василиа. А слово же свое рекъ въ слухъ всемъ человекомъ: «Но буди вамъ ведомо, оже нам богъ даст но хощемъ быти за един, Борис — Василей, а Василей и Борис.» И промчися слово то и до Московские земли, но слышав же людие, князе и боляре, от великихъ даже и до простых…».
В результате
«от всехъ странъ стицахутъся людие в дом святого Спаса и к великому князю Борису Александровичю, но и онъ же приимаа их, и упокоиваа ихъ, и утешая ихъ, и подмагаша ихъ иже кто чимъ скуденъ… Но и всех ихъ отпущаше ко своему брату, к великому князю Василию.»[1271]
Не упоминая о роли Твери в сборе сторонников Василия, московский летописец показывает лишь, как люди из окружения ослепленного великого князя шли напрямую к Василию, когда тот пребывал в Кирилловом монастыре на Белом озере, к северо-западу от Вологды[1272]. В Новгородской четвертой летописи говорится, что князья, бояре и татары[1273] приходили к Василию, когда он уже был в Твери[1274]. Три эти различающиеся версии, естественно, не исключают друг друга. Вероятно, каждый из названных источников представляет ход событий лишь частично. Вполне достоверно выглядит предположение, что решение великого князи тверского поддержать Василия ободрило многих людей из свиты Василия и побудило их к открытому противостоянию Дмитрию Шемяке; то же можно сказать и о роли Твери как сборного пункта и материальной базы сопротивления правящему великому князю московскому. Летописному тексту тверского анонима самым наглядным образом соответствует здесь и сообщение Тверского сборника[1275].
Если сделать поправку на стремление тверских источников приписать Твери исключительную роль в организации борьбы против Шемяки, то из имеющихся сведений можно получить в целом весьма близкую к истине картину событий зимы 1446–1447 г. Мало доверия вызывает лишь высказывание Ермолинской летописи о том, что Василий II предложил Борису альтернативный выбор: либо встать на его сторону, либо подвергнуться отмщению. При этом подразумевается, что Василин угрожал великому князю тверскому опустошением его вотчины и захватом Твери[1276]. С учетом ограниченных возможностей слепого Василия, власть которого и в лучшие времена не представляла опасности для Твери, это летописное известие не производит убедительного впечатления.
Две другие летописи сообщают, что условием своей поддержки Василия Борис поставил женитьбу старшего сына и наследника московского престола Ивана (будущего великого князя московского Ивана III) на дочери Бориса Марии[1277]. Тверской аноним, напротив, изображает обручение семилетнего московского наследника с тверской княжной как акт, скрепивший союз Василия и Бориса, не представляя это событие как исполнение поставленного Тверью условия[1278].
1267
Удельный князь дорогобужский, до этого неоднократно упоминавшийся в качестве тверского воеводы.
1269
Здесь содержится намек на исторический прообраз. Ярослав Мудрый (ум. 1054 г.), согласно преданию, выступил как мститель за своих братьев Бориса и Глеба, «страстотерпцев» и первых мучеников русской церкви. «Слово похвальное» содержит немалое число подобных аллюзий; часть из них имеет античные и библейские корни.
1273
В это время к Василию II прибыли два бежавших из Орды царевича — Касим и Агуб, которые были приняты им на службу.
1275
См.: ПСРЛ 15. Стб. 492 (ошибочно датировано под 6953 г.): «Тое же осени князь Дмитрей Шмяка даль великому князю Василию Василиевичу Вологду, а бояре княжь Василиевы все отъиха отъ князя Дмитреа кь великому князю Борису Александровичу.»
1277
ПСРЛ 20,1. С. 260 и след. (6954 г.); Устюжский летописный свод (далее сокращенно: УЛС). С. 81 (6955 г.).