А з новгородцы великому князю Борысу жыти по старыне, а всим обиднымъ деломъ давати имъ межы собою суд и исправа на обе стороне, без перевода. А о чемъ се судьи ихъ сопруть, и они зложать на митрополита, кто будеть обема нама любъ, и митрополит на кого помолвит. Помолвить ли на новгородца, а не исправитца, и ему послати ко мне, к великому князю к Василью, и мне то оправити. А помолвить ли на тферытина, и не исправитъца и ему послати до тебе, короля и великого князя Кaзимера, и тобе то оправити.»[1351]
При таких условиях договора Москва и Литва выступают как державы-гегемоны, вмешивающиеся в урегулирование конфликтов между третьими сторонами. На фойе предшествующих тверских акций против Новгорода складывается впечатление, что Василий II и Казимир стремились любой ценой предотвратить запоздавший, подъем Твери до положения равной Москве и Литве державы. В двусторонних договорах с Тверью оба правителя ранее признали великого князя тверского своим «братом». В договоре, который Василий II и Казимир заключили друг с другом, они тщательно избегают подобной характеристики великого князя тверского. Особенно это бросается в глаза потому, что великий князь рязанский отчетливо обозначен в этом документе как «младший брат» Василия II. Осуществляя политическую изоляцию и подавление Твери, Василий и Казимир нашли парадоксальное решение ситуации: Борис считался стоявшим «на стороне» Казимира, но все же находился при этом «в мире и согласии» с Василием. Это, конечно, было возможно лишь пока Москва и Литва поддерживали друг с другом мирные отношения. Поскольку мир между ними действительно сохранялся до конца 1470-х гг., ситуация складывалась так, что на протяжении долгого времени Тверь не стояла перед необходимостью выбора, заставившего бы ее принять сторону одного из своих великих соседей.
Уже цитированные пассажи договора, посвященные Великому Новгороду, показывают, до какой степени соглашение между Василием II и Казимиром основывалось на фикциях, имеющих своей целью затушевать урон, понесенный Москвой за время династических междоусобиц. Во время заключения договора Василий вообще не контролировал город-республику; более того, новгородцы приняли у себя его злейшего врага Дмитрия Шемяку. А Шемяка, обосновавшись в Новгороде, готовил все более крупные неприятности Василию, титулованному в грамоте 31 августа 1449 г. «великим князем Новгородским»[1352]. В середине июля 1450 г. Шемяка напал на Устюг и захватил этот город[1353], расположенный на крайнем северо-востоке московских владений поблизости от границы находящегося под властью Новгорода Заволочья. В марте 1451 г. Дмитрий Шемяка укрепился в Заволочье, которое вплоть до зимы 1452/1453 г. стало базой для его последующих операций[1354]. Василий II не мог немедленно предпринять какие-либо шаги против своего врага, поскольку он сам находился в стесненном положении из-за татарского набега на Москву. Не сумевший собрать никаких войск против татар, Василий в конце июня 1451 г. бежал перед приближающимся войском царевича Мазовши к тверской границе[1355]. Однако после ухода татар Василий II вновь перешел в наступление. На рубеже 1451/1452 г. он снова поставил Устюг под свой контроль, а в начале 1452 г. московские войска опустошили Заволочье[1356]. Ответное новгородское нападение весной 1452 г. вынудило к бегству князя Ивана Дмитриевича Можайского[1357]. Удивительно при этом, как новгородцам удалось выступить против можайского князя, не столкнувшись при этом с тверскими войсками. Новгородцы могли обойти Тверскую землю стороной, лишь воспользовавшись дальними обходными путями, идущими по литовской или московской (!) территории. В период после заключения договора между Василием II и Казимиром (договора, который наводит на весьма существенные размышления) летописи молчат о тверском отношении к Дмитрию Шемяке и новгородцам, как и об отношениях между Тверью и Москвой в целом. Занял ли Борне Александрович вновь пассивную позицию, которой он придерживался до 1446 г.?
4 июня или 4 июля 1452 г.[1358] московский наследник Иван Васильевич женился на дочери Бориса Александровича Марии. Ивану шел в это время тринадцатый год. В соответствии с каноническим правом, вступающему в брак мужчине должно было быть не менее четырнадцати лет[1359]. Похоже, что великому князю московскому пришлось заключать обещанный брак в большой спешке, чтобы приобрести активного союзника в лице Твери[1360]. Вписывается в эту картину и отданное Борисом Александровичем распоряжение о прорытии рва вокруг Твери[1361].
1352
Полный титул гласит: «князь великим Василеи Васильевичъ московъскии, и новгородским, и ростовъскии, и пермъскни, и иных…» См.: ДДГ. Ns 53. С. 160.
1354
ПСРЛ 16. Стб. 192 и след. (6959 г., 6961 г.). Дж Алеф ошибается, считая, что эти акции были в районе Волока Ламского (между Москвой и Тверью). См.: Alef G. Muscovite Civil War… P. 361 sq.
1358
ПСРЛ 23. С. 155 (6960 г.) называет днем свадьбы 4 июня; ПСРЛ 25. С. 272 и след. (6960 г.) — 4 июля. Согласно: ПСРЛ 15. Стб. 495 (6960 г.). Борис отправил свою дочь в Москву в канун Троицына дня, т. е. 27 мая 1452 г. Тогда получается, что свадьба состоялась 4 июня.
1359
Alef G. Muscovite Civil War… P. 364 sq. Note 225. О рождении московского наследника 22 января 1440 г. см.: ПСРЛ 23. С. 150 (6948 г.).
1360
Дж. Алеф усматривает мотивы действий великого князя московского в продолжающихся противоречиях Василия с Шемякой. См.: Alef G. Muscovite Civil War… P. 363 sq.