При отвоевании Москвы воеводами Василия II и Бориса Тверского, тверской аноним объясняет, что на Москве никто не отважился
«руки подняти противу такых дву государей»[1393].
С точки зрения тверского анонима, на Руси есть не только одни «государь». Борису Александровичу этот титул подобает точно так же, как и великому князю московскому. Подчеркивая равенство тверского и московского великих князей, тверской аноним ни в коем случае не изобретает здесь чего-либо нового: уже дед Бориса Иван Михайлович указывал Василию I на прежнее первенство Твери, когда в 1406 г. москвичи заключили на Плаве унизительное для великого князя тверского перемирие с Литвой. Превознесение Бориса Александровича в «Слове похвальном», представление его первым среди равных в круге русских князей[1394] преследует, собственно, лишь одну цель — сравняться с Москвой, ликвидировав преимущество, которого Москва добилась за последние сто лет. Помощь Бориса Василию II изображается как пример самоотверженности, и «доблесть» великого князя тверского приобретает даже слегка покровительственный оттенок.
Аноним рассказывает, что когда Василий II узнал о предложении помощи со стороны Твери, то прореагировал следующим образом:
«…князь великий Василей и въздохнувъ из глубины сердца своего, и прослезися, и рече: «Похвалю убо всещедрого и милостивого бога и его пречистую матерь от добродители своего брата, великого князя Бориса, и яко не остави мене в скорби сей пребывати. Но понеже бо некогда пришедшу на меня дяде моему, князю Юрию[1395] с тыле же съ своимъ сынол, со кияземъ съ Дмитреемъ, изгонивъ мене со стола моего и отечества, и аз же не обретохь обиталища ни у кого же, но развее в дому у святого Спаса и у съвоего брата, у великого князя Бориса Александровича. И онъ же преупокоил мя»…»[1396].
Когда Василий II появился в Твери, Борис увидел его «уничижиниа и нищевидна, но от своей братии поруганниа»[1397]. После бегства Шемяки из Волока Ламского оба великих князя преследовали беглеца. Когда выяснилось, что Шемяка ускользнул от погони, скрывшись на дальнем северо-востоке, Василий намеревался отказаться от дальнейшего совместного преследования, удовлетворившись захватом Углича, и собирался вернуться в Москву. И Борис Александрович
«отпусти его на первое его государство»[1398].
По поводу обручения Ивана Васильевича и дочери Бориса Марии тверской аноним высказывает восторг:
«…И москвичи же родовашеся, яко учинися Москва Тферь, а тферичи радовашеся, яко же Москва бысть, но и два государя воедино совокупишася. Но той зимы прииде князь (так!) Василей со Тфери на Москву и седе на великое княжение владимирское помежениемъ и любовию брата своего великого князя (так!) Бориса»[1399].
Становится ясно, что же за «первое государство» было у великого князя Василия: это — великое княжество Владимирское. Борис доказал свои собственные мощь и величие тем, что он помог Василию вновь осуществить свои права в этом его владении. Сам же великий князь тверской не выказал, однако, притязаний на великое владимирское княжение. Более того, в цитируемом тверским анонимом послании к византийскому императору Иоанну VIII Борис Александрович определил свое положение следующим образом:
«Князь великий Борисъ Александровичь всея державы Тверьскиа земля»[1400].
По всей видимости к представлениям о наличии двух правителей на Руси некоторое время прислушивались и в Москве; их принимали там, по меньшей мере, в тех случаях, когда Москве необходимо было получить тверскую поддержку. В 1452 г. митрополит Иона направил послание тверскому епископу Илье, в котором он просил содействия Бориса Александровича в запланированном Москвой походе против татар. Что хорошо для порядка и спокойствия среди христиан, то будет также «этим обоим правителям великим и всему христианству православному общее благо»[1401].
1401
Акты исторические… № 51. Стб. 99 и след.; ср. здесь также: Борзаковский В. С. Указ. соч. С. 199; Насонов А. Н. Летописные памятники… С. 747; Vodoff Wl. La place… P. 43 sq.