В договоре Бориса с Казимиром (1448/1449 г.; ДДГ. № 54) и в его договоре с Василием II 1454–1456 гг. содержатся определения о служилых князьях. В том случае, если такой князь переходил на службу ко второй из договаривающихся сторон, то его отчина оставалась недосягаемой для нового господина, т. е. в тверском случае — переходила во владение Бориса. По мнению В. С. Борзаковского, князья небольших тверских уделов явно деградировали до ранга служилых князей[1427], не предполагавшего свободы отъезда с сохранением земельной собственности, которой традиционно пользовались бояре[1428]. Хотя Борис и причислил таким образом группу своей мужской родни к служилым князьям, все же важные дела он доверял служилым князьям неместного происхождения. К примеру, князь Федор Шуйский, принадлежавший к боковой линии суздальского княжеского дома[1429], был послан зимой 1446/1447 г. Борисом Александровичем к Василию II в Вологду, причем тверской аноним называет его кашинским наместником. Осенью 1452 г., когда Шемяка неожиданно напал на Кашин, наместником там были, однако, три боярина.
На службу к великому князю Борису поступил и князь, принадлежавший к боковой линии князей ярославских, Борис Львович (или же, по другой генеалогии — Андрей Львович) Дуло, подробности о положении, которого на тверской службе неизвестны[1430].
Во время правления великого князя Бориса Александровича в тверских удельных княжествах Кашинском, Микулинском и Дорогобужском прекратилась чеканка монеты[1431]. Монеты других удельных княжеств неизвестны и применительно к более раннему времени. Что касается Микулина и Дорогобужа, то прекращение чеканки собственной монеты лишь подчеркивает уже выявленную нами на основе актовых источников тенденцию к «упадку» удельных княжений в этих землях. Кашинский же удел Борис и без того ликвидировал в начале своего правления.
Среди монет Бориса некоторые экземпляры имеют надпись «денга Тверская» или же «денга Городенская», «денга Городецкая». Д. Алеф неубедительно увязывает этот чекан с московскими монетами, на которых после аннексии Можайска выбивалась надпись «денга Можайская»[1432]. Согласно представлениям, Дж. Алефа, в Твери применяли монеты типа денги в ранее самостоятельных уделах для того, чтобы выразить тем самым власть великого князя над этими землями. В Москве же стали впоследствии подражать этому приему. Это подражание могло бы иметь место лишь при том условии, что тверские монеты несли бы имя Бориса Александровича и надпись, к примеру, «денга Кашинская», но именно этого мы и не наблюдаем. Более того, Борис Александрович повелел чеканить в Кашине медные, а не серебряные монеты, несшие на одной стороне традиционно употребляемую в Твери надпись «печать великого князя… (имя)», а на другой стороне — «пул Кашинский»[1433]. Не ясно, почему в Твери должны были употреблять формулу денги для монет особого рода; подобное употребление подразумевает наличие особых коннотаций слова «денга»[1434], выходящих за рамки его основного значения «серебряная монета»[1435]. Что касается монет типа «денга Тверская», то из двадцати семи различных типов монет, относящихся ко времени правления Бориса Александровича, это обозначение несут лишь четыре типа[1436]. Вопреки мнению Дж. Алефа[1437], надпись «денга Тверская» отнюдь не исключает при этом употребления традиционной формулы «печать князя великого…»; дело обстоит как раз наоборот. Монеты с надписями «денга Городенская» или же «денга Городецкая», на которые ссылается Дж. Алеф, вовсе не имеют отношения к только что подчиненному уделу, что верно для монет «денга Можайская» Василия II. Городня и Новый Городок/Старица — оба места, которые могут подразумеваться в этих надписях[1438], уже с давних пор принадлежали великому князю тверскому; Михаил Александрович завещал их своему старшему сыну и обоим его сыновьям Александру и Ивану в 1399 г.
1427
Борзаковский В. С. Указ. соч. С. 228. Это явно происходило в то время, когда эти князья принимали от Бориса наделы за службу. В: ИФСП… С. 4 сказано, что Борис призвал к себе «…вси свои поместнии, и князи и велможии». Поместье — великокняжеский служебный надел, получивший особенное распространение в Московском государстве XVI в.
1428
Реальная возможность использовать это право, впрочем, сильно зависела от практического отношения сил между старым и новым хозяином. Ср. также: Alef G. Das Erlôschen des Abzugsrechts der Moskauer Bojaren//FzoG. 1965. Bd. 10. S. 7–74.
1432
Alef G. The Political Significance ol the Inscriptions on Muscovite Coinage In the Reign of Vasilij ll // Speculum. 1959. 34. P. 1–19; Idem. Muscovite Civil War… P. 387 sq., 422 sq.
1435
M. Фасмер производит «денгу» от казанско. татарского слова для обозначения монеты или же, более конкретно, серебряной монеты. См. Vasmer М. Russisches etymologisches. Worterbuch. Heidelberg, 1953. Bd. 1. S. 339. sq. Родство с тюркоязычным «tamga» M. Фасмер отвергает, полагая подобные воззрения устаревшими. Однако Дж. Алеф основывается именно на них, ставя «денгу» в связи с «тамгой» — печатью или же клановым знаком хана, относя это наблюдение также и к татарским монетам. См.: Alef G. Muscovite Civil War… P. 422 sq.
1436
Рубцов M. В. Указ. соч. С. 225–285. Четыре монеты — денги относятся, согласно М. В. Рубцову, к типам: VI (С. 237. № 87); XIII (С. 261 и след. № 206–217); XVII (С. 269 и след. № 238–240); XXI (С. 273 и след. № 256–263).