Один из типов тверских монет — «денег» представляет собой особый случай. Эти монеты демонстрируют в целом обычное для времени правления Бориса Александровича изображение крылатого дракона и несут надписи: А) «печать великого князя Бориса Александровича»; Б) «денга, Борис подписал»[1439]. Речь здесь явно идет о гарантии, выданной определенному платежному средству. Может быть, эти монеты предназначались для торговли с Псковом, где монеты — «денги» чеканились уже с 1420-х гг.[1440]
9. Великий князь Тверской как «поборник веры отеческой»
Когда Константинополь оказался под все более усиливающимся давлением турок, византийский император Иоанн VIII ухватился за последнее спасительное средство: он стремился получить поддержку против османов ценой церковной унии с «латинским» Западом. На Руси, где пост митрополита был в это время вакантным, в 1437 г. появился поставленный патриархом митрополит Исидор; новый митрополит был греком и еще до своего прибытия на Русь был известен как сторонник идеи церковной унии[1441]. Исидор прибыл в Москву 2 апреля 1437 г. и 8 сентября того же года выехал из Москвы в Италию, где должен был состояться объединительный собор[1442]. В Твери к сопровождению Исидора присоединился посланец великого князя Бориса Александровича. В «Слове похвальном» четко зафиксировано имя посланца — Фома и его положение в качестве доверенного лица великого князя тверского[1443]. Резко антилатинская и полемизирующая с униатами «Повесть о восьмом соборе» суздальского монаха Симеона превращает Фому в посланца московского великого князя Василия[1444], но два других источника подтверждают сведения тверского анонима. В путевых заметках неизвестного автора, входившего в сопровождение Исидора, человека явно несведущего и незаинтересованного в теологических вопросах, однозначно говорится о Фоме как о «после тверском»; при этом митрополит Исидор характеризуется в этом источнике совсем иначе («русский Исидор»)[1445]. Рассказ о чуде, совершенном Сергием Радонежским, также упоминает о некоем тверском после[1446]. В отличие от более ранних взглядов на этот предмет[1447], в современной историографии существует широкое единство среди исследователей, признающих в Фоме после великого князя тверского[1448].
То, что посол был отправлен не из Москвы, а из Твери, послужило для Я. С. Лурье существенным доказательством в пользу его тезиса о стремлении Твери между 1434 г. и 1447 г. к национальному руководству Русью[1449]. Вл. Водов полагает, что византийцы были осведомлены о существовании на Руси большого количества политических центров и целенаправленно отбирали участников будущего собора. Наряду с митрополитом, представлявшим Москву, это были представители из Твери (Фома) и Суздаля (епископ Авраамий)[1450]. В. Водов увязывает эту ситуацию с «каким-либо образом осуществленным» Борисом Александровичем и Василием II «разделением» общерусской власти «между обоими великими князьями»[1451]. Если допустить, что Борис осуществлял таким образом функцию басилевса по отношению к русской церкви[1452], то в таком случае именно отсутствие посла-мирянина из Москвы ставит под сомнение столь акцентируемый В. Водовым «дуализм» (диархию)[1453] на Руси: видимое двоевластие разрешается тогда в пользу Твери. Почему же Москве пришлось предоставить своему соседу право единолично представлять на Флорентийском соборе светские власти Руси?
Большая московская династическая воина не может служить здесь объяснением, поскольку после ослепления в 1437 г. своего соперника Василия Косого Василий II преодолел первую фазу междоусобиц, и возобновление борьбы несколькими годами позже отнюдь не следует представлять, как проявление общего упадка Москвы. Василий II показал себя вполне дееспособным по отношению к татарам, Твери и Великому Новгороду (хотя нигде, за исключением Великого Новгорода, ощутимых успехов он так и не добился). Таким образом, отсутствие московского представителя на соборе следует объяснять иначе. При этом нужно вспомнить о предыстории поставления Исидора: после смерти митрополита Фотия (1431 г.) московский кандидат на пост митрополита епископ Иона Рязанский вновь остался ни с чем. В качестве кандидата Свидригайло во время короткого периода правления последнего в Литве, еще до того, как Иона смог заявить о своих претензиях в Константинополе, митрополитом был поставлен епископ смоленский Герасим. После же смерти Герасима (1435 г.) в Константинополе поторопились в лице грека Исидора поставить митрополитом надежного сторонника унии. Хотя Исидор, став митрополитом, и пользовался расположением в Москве, все же то обстоятельство, что Иона дважды оставался с пустыми руками, должно было вызывать у москвичей недоверие, равно как и замысел церковной унии в целом[1454]. К тому же Москва была представлена на соборе достойными доверия духовными лицами из сопровождения Исидора, более компетентными в обсуждаемых вопросах, чем миряне[1455]; в связи с этим отсутствие светского посла из Москвы на соборе, может быть, следует рассматривать как одно из ранних проявлений осознанного выделения Москвы из прочих русских земель. В свете вышесказанного представление о том, что Тверь взяла на себя представительство всей Руси от лица светской власти из-за слабости Москвы, кажется гораздо менее достоверным, чем предложенная здесь гипотеза[1456].
1439
В оригинале: «денга то подпишет Б/орис/». См.: Рубцов М. В. Указ. соч. С. 269 и след. Ns 238–240 /Тип. XVII/; ср. также: Орешников А. Указ. соч. С. 40. Ns 234.
1440
На псковские монеты — «денги» указывает также Дж. Алеф. См.: Alef G. Inscriptions… P. 15. Сомнений в своей собственной гипотезе о значении тверских и московских монет — «денег» он, однако, в связи с этим не высказывает.
1442
О феррарско-флорентийском соборе cp.: Gill J. Konstanz und Basel — Flopenz. Mainz. 1967. S. 264 sq.
1443
ИФСП… C. 4. Об этом и о дискуссии в связи с кратко характеризуемыми здесь источниками см.: предисловие и П. Лихачева к изданию: ИФСП… С. XVII и след.; а также: Vodoff WI. La place… P. 40 sq.
1444
Малинин В. Старец Елеазарова монастыря Филофей и его послания. Киев, 1901. Приложения. С. 90.
1445
Казакова Н. А. Первоначальная редакция «Хождения на Флорентийский собор» // ТОДРЛ. 1970. 25. С. 60–72. Ср. также перевод несколько отличающийся более поздней версии, принадлежащий Г. Штеклю в: Europa im XV. Jahrhundert von Byzantinern gesehen. Graz, Wien, Koln, 1957. S. 152 sq.
1446
Re Legenden des Heiligen Sergij von Radonei. Nachdruck der Ausgabe von Tichonravov. München, 1967. S. 111.
1447
Шпаков А. Я. Государство и церковь в их взаимоотношениях в Московском государстве от Флорентийской унии до учреждения патриаршества. Киев, 1904. Ч. 1. Княжение Василия Васильевича Темного. С. 46; Голубинский Е. Е. История русской церкви… Т. II. Ч. 1. С. 433. Прим. 1.
1448
Лурье Я. С. Роль Твери… С. 89; Ильин М. А. Указ. соч. С. 28; Мавродин В. В. Образование… С. 155: Alef G. Muscovite Civil War… P. 190. Note 71; Krajcar J. (Ed.) Acta Slavics Concilii Florentini, narrationes et documenta. Roma, 1976. P. 54. Not. 14; P. 108 sq, Vodoff Wl. La place… P. 40 sq.
1454
Василий II был крайне разгневан тем, что поставлен был не Иона, и хотел, как он сам писал патриарху, сначала не принимать Исидора. См.: РИБ. Т. 6. Ne 62. Стб. 530. О последующей перемене в его настроениях см.: Голубинский Е. Е. История русской церкви… Т. II. Ч. 1. С. 429 и след. Московская летопись сообщает, что Василий с самого начала был настроен против унии и предостерегал Исидора. См.: ПСРЛ 25. С. 263 и след. (6945 г.).
1455
Суздальский епископ явно представлял не только свою собственную епархию. Уже с давних пор над Суздалем фактически существовал московский протекторат; не случайно, видимо, именно суздальский монах Симеон, состоявший в окружении Исидора, стал автором наиболее резкого публицистического протеста против унии.
1456
Этому не противоречит то обстоятельство, что расчетные книги папы Евгения IV отмечают выдачу «202 флоринов Аврааму, епископу Суздальскому, и Фоме Мат., русским делегатам на проживание…» («fl. 202 Abrahe eriscopo Sudahensl et Thome Math, oratoribus Ruthenorum pro residuo…») — Cm.: Gottlob A. A us den Rechnungsbüchern Eugens IV. zur Geschichte des Florentinums // Histo.risches Jahrbuch, 1893. 14. S. 65. Если епископ и посол обозначены здесь как представители «руссов», то представляется, что эта терминология основывается на неточных представлениях о политической обстановке на Руси.