С Тверью дело обстояло совсем иначе. Великий князь вроде Бориса Александровича, чувствовавшего дуновение благоприятных политических ветров и желавшего играть равноправную роль с великим князем московским, наверняка должен был видеть шанс, который предоставляло ему командирование на собор тверского боярина: подобная ситуация позволяла значительно повысить престиж великого князя тверского. В Константинополе вряд ли не знали о том, что тверской правитель отнюдь не склонен подчиняться распоряжениям своего московского соседа. Поэтому сам факт посольства императора Иоанна VIII, доставившего в Тверь приглашение на собор, вполне достоверен. Еще более убедительной представляется реакция Бориса Александровича при получении императорского послания, как ее изображает «Слово похвальное»:
«…и сихъ прочетъ предъ всим народомъ, и многыя радости душею и телом исполнися, из глубины сердца въздыхая, и велми благодаря бога, и глаголя: «Боже великий, сподоби мя приобещнику быти святому сему и Вселеньскому собору и еще же и по отеческой вире поборнику быти»[1457].
Далее говорится, что Борис устроил «праздник светел», на который он пригласил своего отца, боголюбивого епископа Илию», весь клир, поместных своих[1458], князей и бояр. За праздничным столом он почтил императорских послов и дал им много даров, прежде чем отпустить в Константинополь. Очевидно, что Борис отлично знал, как следует производить впечатление на своих людей и людей императора! Рассказав о том, как Борис отпустил послов, аноним продолжает:
«И скоро своего посла устрояетъ ко Вселеньскому собору, именем Фому, и повели ему прилежно смотрити, и аще ли что от седмаго собора приимутъ или приложат, «того слышати и не хотим…»»[1459].
Самому же императору Борис впоследствии направил послание, цитируемое в «Слове похвальном». Борис объявлял, что он принял императорское послание «любовно». Он прочел то, что
«писано о соединении святыя божиа Христовы церкви, но яко да будетъ святый вселеньский соборъ по первому преданию святыих правилъ и по чину святыхъ седми соборъ»[1460].
На Флорентийском соборе произошло как раз то, что великий князь тверской объявлял в своем послании неприемлемым. Представителям восточной церкви пришлось капитулировать во всех теологических спорах. Ч. Дж. Хальперин справедливо указывает на то, что тверской аноним замалчивает развитие основных событий; вместо этого он красноречиво живописует чествование великого князя тверского на соборе[1461]. Составитель «Слова похвального» пытается вложить в уста каждого из участников Флорентийского собора, имеющего сан митрополита, прославляющие Бориса Александровича слова. Поскольку с богословской точки зрения собор завершился крайне неудачно для восточной церкви, миссию Фомы оставалось лишь использовать в пропагандистском ключе, продемонстрировав, сколь почтительно значительные персоны из разных стран отзывались о не менее значительном великом князе тверском. При этом одни из фрагментов текста еще раз показывает, что тверичи вовсе не присваивали себе права говорить от имени всей Руси. Митрополит Никейский Виссарион якобы заявил следующее:
«…есть бо мнозии велицеи князи на Руси, но не доспеша таковаго тщаниа и труда, еже послати и видети святый сей соборъ, и яко же сей великий князь Борис».[1462]