все же одновременно он говорит (судя по наиболее ранней рукописи его повести) об Иване III как о «великом князе всея Руси»[1530].
В другом, впрочем, сравнительно позднем списке (XVII в.) «Хождения за три моря» Афанасия Никитина сказано, что на речном судне плыли шестеро москвичей и шестеро тверичей[1531]. Согласно Б. А. Романову, в этом могло отразиться стремление Афанасия подчеркнуть равное участие тверских купцов в торговле с дальними восточными странами[1532]. Тверское региональное сознание было в это время столь же живым, как и прежде, но базы в политической реальности оно более не имело- Михаилу Борисовичу оставалось править лишь считанные годы.
3. Последние годы тверской автономии
Осенью 1477 г. Иван III осуществил окончательное включение Великого Новгорода в Московское государство[1533]. Как и во время похода против Новгорода в 1471 г.[1534], и на этот раз он получил поддержку от Твери. Михаил Борисович обеспечивал снабжение московских войск, шедших на Новгород через тверские земли. Кроме этого Михаил Борисович пригласил Ивана III «хлеба есть» — традиционный жест гостеприимства. После этого москвичам пришло на помощь и тверское войско. Московский летописец показывает, как Иван включил тверской отряд, во главе которого стоял князь Михаил Федорович Микулинский, в основную массу своих войск; в войско это входили также Григорий и Иван Никитичи[1535], служившие великому князю, с дмитровцами и кашинцами[1536].
Число представителей кашинской знати, перешедших на службу к Ивану годом ранее, явно было настолько велико, что они смогли образовать отдельный воинским отряд.
С 1477 г. Тверь была со всех сторон окружена московскими владениями. Возрастало влияние Москвы и внутри самого княжества. 6 декабря 1477 г. митрополит Геронтий посвятил в Москве нового епископа тверского Вассиана, сына князя Ивана Васильевича Оболенского-Стригина[1537]. Отец Вассиана был одним из наиболее влиятельных московских бояр[1538]. Если не принимать во внимание общий процесс втягивания Твери в сферу московского политического влияния, который становился все более очевидным, то явных признаков, позволявших бы ожидать скорого конца тверской независимости, мы в это время все же не наблюдаем. А. А. Зимин, напротив, придерживается мнения, что Москва и Тверь, готовясь к «решительной борьбе», в конце 1470-х гг. должны были укреплять свои позиции в пограничных районах; именно поэтому великий князь московский стал инициатором основания новой «пустыни» между Волоком Ламским и Клином[1539]. На это следует возразить, что Иван III попросту стремился сохранить за собой контроль над этим районом: младший брат Ивана Борис, удельный князь волоколамский (волоцкий), стремясь укрепить свою власть, способствовал до этого, основанию известного Волоколамского монастыря. Вряд ли стоит здесь говорить о «решительной борьбе» между Москвой и Тверью; вопрос стоял иначе — способно ли в перспективе независимое княжество сохраниться посреди «моря московских владений»[1540]. Не менее существенно и полное отсутствие каких-либо сведений о предполагаемых А. А. Зиминым тверских приготовлениях к столкновению. Когда Борис Васильевич, князь волоколамский (волоцкий), и его брат Андрей Старший зимой 1479/1480 г. восстали против великого князя московского, в Твери не было сделано никаких попыток использовать этот конфликт в своих интересах. Вероломные московские удельные князья установили контакты даже с Казимиром Литовским, предоставившим Витебск в качестве убежища для их супруг, прежде чем в конце концов они все же замирились с Иваном III[1541]. Князь Борис Васильевич был женат на дочери князя Михаила Дмитриевича Холмского[1542], которому вскоре суждено было проявить себя наиболее преданным человеком из окружения великого князя тверского Михаила Борисовича. Если бы тверичи стали способствовать разгоранию новой междоусобицы в великом княжестве Московском, то они смогли бы значительно улучшить исходные позиции, позволявшие утвердить тверскую независимость. Альянс между обоими московскими удельными князьями, Тверью и Литвой мог бы изменить соотношение сил на Руси. Но этого не случилось.
Прекрасное взаимное согласие между Иваном и Михаилом Борисовичем проявилось и в 1480 г., когда татарский хан Ахмат предпринял последнюю попытку вновь поставить Русь под верховную власть татар. На реке Угре на литовско-московской границе (Ахмат рассчитывал на поддержку Литвы, но, однако, не получил ее) татары и русские стояли друг против друга на протяжении недели до тех пор. пока река не замерзла и страх перед атакой со стороны противника заставил обе армии отступить[1543]. Это бесславное «стояние на Угре», так называемое «свержение татарского ига»[1544], отмечено участием в походе, наряду с мощными московскими подразделениями, и тверского войска[1545].
1537
ПСРЛ 26. (Вологодско. Пермская летопись). С. 257 (6986 г.); Иоасафовская летопись… С. 117 (6986 г.).
1538
Князь Иван Васильевич был и первым московским наместником в Великом Новгороде после отмены новгородских привилегий. Другие представители этой семьи занимали, подобно Вассиану. важные церковные посты: Иоасаф был архиепископом ростовским, Варлаам — одним из старцев Троицкого монастыря. См.: Первухин Г. П. Указ. соч. С. 55. Прим. 6.
1539
Зимин А. А. Крупная феодальная вотчина и социально. политическая борьба в России (конец XV–XVI в.). М., 1977. С. 52.