1. В 1373/1374 гг. в намерения Москвы явно не входило нападение на Тверь; подобное нападение могло быть расценено как нарушение мира и союзниками Твери — литовцами.
2. Единственным поводом для московского вмешательства в тверские дела (не доводящего дело до войны) были попытки кашинского удельного князя Михаила Васильевича укрепить свое положение с помощью татар. После смерти Михаила и подчинения его юного сына великому князю тверскому исчезла и эта возможность.
3. Тот факт, что мир между Москвой и Тверью был заключен уже несколькими днями позже капитуляции Василия Кашинского[851], указывает на начало мирных переговоров Дмитрия Ивановича и Михаила Александровича до этого срока.
4. Тверскому великому князю настолько важно было освободить своего старшего сына, что за его освобождение он отдал занятые ранее территории.
Представляется, что и с московской, и с тверской позиций многое говорило за то, что был обоюдный интерес придать взаимоотношениям менее напряженный характер, если уж о продолжении противоборства по разным причинам не могло быть и речи. Перспектива сохранения мира была хорошей до тех пор, пока сохранялась ситуация, созданная в конце 1373 г. подчинением Василия Кашинского. В то время, как у Дмитрия Московского не было возможности нанести дополнительный удар своему тверскому противнику, не считаясь с новым нападением литовцев на свои земли, Михаил Александрович не мог всерьез рассчитывать на выступление против Москвы без литовской поддержки. Литовцы вновь продемонстрировали, сколь высоко они ценят мир с Москвой; последняя же не предпринимала попыток нарушить равновесие между обеими «сверхдержавами» — Литвой и Москвой. С литовской стороны это равновесие всецело определялось независимостью Твери от Москвы. Кроме того, заложничество сына Михаила Ивана с ноября 1372 г. по начало 1374 г. значительно ограничивало дееспособность Твери. Поэтому нельзя считать невероятным, что на рубеже 1373–1374 гг. Москва и Тверь действительно были готовы пойти на компромисс.
Существенная база, на которой этот компромисс основывался, была разрушена уже в 1374 г. после бегства кашинского князя Василия Михайловича в Москву[852].
В ноябре 1374 г. по случаю рождения у великого князя Дмитрия второго сына Юрия в Переяславле состоялся «съезд велик» русских князей. Хотя внешне эта встреча совершенно не имела политического характера, все же бросается в глаза, кто принял в ней участие, а кто — нет. В Переяславль не приехал ни Михаил Александрович, ни кто-либо из других представителей тверского княжеского дома, зато круг участников пополнили некоторые князья, годом позже воевавшие против Твери совместно с великим князем Дмитрием Ивановичем. Поименно при этом названы Дмитрий Константинович Суздальско-Нижегородский с братьями[853], а также отмечено, что «отовсюду съехались князья и бояре…»[854].
События 1375 г. невозможно понять в полной мере, если не учитывать этой их предыстории.
2. Большой московский поход на Тверь (1375 г.)
Казалось, что на рубеже 1374/1375 г. Тверь снова находилась в большой опасности. Бегство кашинского князя в Москву и встреча русских князей в Переяславе были предзнаменованиями нового московского наступления. Михаил Александрович оказался перед альтернативой: либо выжидать и потом, может быть, вновь бежать сломя голову в Литву, либо сделать первый ход самому. Когда Ольгерд впервые не смог прийти на помощь тверичам в конце 1370 г., Михаил получил большую фору, захватив владимирское княжение; после этого его московский соперник вынужден был сначала позаботиться о возврате ярлыка на великое княжение. К этому испытанному средству Михаил Александрович и прибег еще раз.
В начале марта 1375 г.[855] в Твери встретились два человека, прибывших из Москвы. Одним из них был Иван Васильевич Вельяминов, другим — Некомат Сурожанин, торговец из Крыма[856], судя по имени — грек. Причина появления в Твери Ивана Васильевича ясна: после смерти его отца великий князь Дмитрий упразднил должность московского тысяцкого, исполняемую в последнее время представителями рола Вельяминовых. Причиной этой акции была потенциальная угроза власти великого князя, исходившая от московских тысяцких[857]. Купца Некомата могла привлечь в Тверь ключевая географическая позиция этого города и хорошие связи Твери с Литвой.
Относительно прибытия обоих этих представителей в Тверь Рогожский летописец отмечает, что случилось это «на христианьскую напасть»[858]. Задним числом тверской летописец имел достаточно основания для такого суждения. Но в начале марта 1375 г. тверской князь думал иначе. Михаил, вполне возможно, ближе узнавший от обоих перебежчиков о планах Москвы[859], сразу же после их прибытия в Тверь послал их обоих в Орду[860]; сам же он 25 марта[861] отправился в Литву. Немного позже он возвратился оттуда. Летом события приобрели острый характер:
852
ПСРЛ 15. Стб. 434 (6882 г.). И в этой связи кашинский князь также назван уменьшительно «Васко», т. е. он должен был быть еще молод.
853
Десятью годами ранее Суздальско. Нижегородское княжество еще было главным соперником Москвы на Руси.
854
ПСРЛ 15, 1. Стб. 108 (6882 г.); троицкая летопись… С. 397 и след. (6882 г.). Весьма показательно, что московский свод конца XV в. содержит лишь лаконичное указание на рождение Юрия, не упоминая о переяславском съезде; см.: ПСРЛ 25. С. 190 (6882 г.). Таким образом, московский летописец умалчивает о событии, зная о котором, мы можем истолковывать новые притязания тверского правителя на великое владимирское княжение в 1375 г. как упреждающий удар.
855
В канун пасхального поста 1375 г., т. е. 4 марта. См. — ПСРЛ 15, 1. Стб. 109 (6883 г).
859
В этой связи следует указать на сообщение Никоновской летописи (ПСРЛ 11. С. 13 (6879 г.)).