— Чем ты его? — Повторил вопрос воин. — Ножом? И где этот нож?
Лютобор только теперь вспомнил, про утерянное оружие. В поисках, его он, краснея от стыда, принялся рыскать вокруг себя взглядом. Нож лежал на снегу, зарывшись в него лезвием и поблёскивая на солнце бронзовым оголовьем. К огорчению Лютобора, отыскал его Мезеня. Поднял, осмотрел окровавленный до половины клинок, покосился на эрзянина.
— Сильный мужик! — Сказал с уважением. — Парень ему печень разъял, а он железо сам из себя вынул. — Помолчал, словно подыскивая слова для продолжения. Потом вздохнул и обернулся к боярину. — Недолго осталось. Вон сколько крови…
Путислав безо всякого выражения на лице кивнул.
— Ну, ты ступай. Позаботься о Кочене. — Когда Мезеня отошел подальше, обернулся к племяннику.
— А ты слезай с коня! — Помолчал, испытующе глядя в глаза. — Дело есть важное.
Голос дяди звучал глухо и холодно. Лютобор спешиваясь, наступил в кровь. До озноба смутился этого и попятился на негнущихся ногах пока не оставил пару саженей испачканного красным снега, между собой и раненым. Тот так и лежал, тяжело дыша, глядя в небо, закрывая ладонями рану, и шептал, слабо шевеля губами. Лютобор прислушался. Слов не разобрал, но понял, что тот молится. И ужаснулся, ведь боги поганых ложны и потому бессильны. И вспомнил, что Христос может помочь всякому, кто его попросит.
«Я обращусь к Нему! Но как?» — Лютобор суетливо перебирал в памяти обрывки известных ему молитв. При этом он смотрел, как край кровавой лужи затягивает наледью, и нужная молитва в голову не шла. Тогда Лютобор решил, что спросит о ней у монахов. — «Преподобный Дамиан обязательно подскажет»…
Тут к нему подошёл Путислав. Глянув на эрзянина, хмыкнул.
— Живой еще?
Лютобор понял, что Дамиан раненому не поможет. И сразу же куда-то исчезли суматошно носившиеся в голове мысли, оставив после себя бездумную пустоту. Лютобор посмотрел на дядю. Тот удовлетворённо кивнув, протянул племяннику топорик эрзянина.
— На вот, доверши что начал.
Темное от времени и вытертое до блеска топорище, удобно улеглось в ладони. Пробуя ухватистость, Лютобор крутанул кистью руки. Оружие казалось слишком маловесным, а потому несерьезным и неопасным. Лютобор знал, что это ощущение обманчиво. Небольшое, в половину ладони лезвие было остро заточено. Обух, удлиненный и четырёхгранный, имел форму молота. Украшавший его узор причудливо сочетал славянские узоры и христианские символы. Отрок понял, что этот чекан, принадлежал кому-то из русских, пока не попал к нынешнему владельцу.
«А он, против нас его обернул. Коченя вон, как сильно зашиб»- Лютобор снова посмотрел на лезвие топора и шагнул к эрзянину. Тот так и лежал неподвижный, безучастный и отрок остановился. Что делать он знал, но как это сделать? Глядя в немолодое лицо с застрявшими в усах и бороде комочками снега, он в нерешительности мялся, покачивая зажатым в руке чеканом. Дядя понял его сомнения. Подойдя к лежащему, он схватил его за ворот кожуха. Рванул на себя и усадил на снегу. Когда раненый, выгнувшись от боли, подался назад он, подпёр его спину ногой.
— Ну-ка же, яви вежество боярам! — Путислав подзатыльником сбил с эрзянина шапку. Тот бессильно уронил голову на грудь, и лишь слабый стон выдавал в нём присутствие жизни. Лютобор на него, смотрел в оцепенении.
— Ну, а ты чего ждёшь? — Рыкнул на племянника дядя. Отрок поспешно, сделал оставшийся шаг, целясь лезвием чекана в темя, заросшее всклокоченными с проседью волосами.
Снег скрипел по выделанной коже, таял в руках и утекал бурыми каплями. Путислав, очищал сапог, поставив ногу на грудь убитого. Чистый снег он черпал ладонью, тер им сафьян, отбрасывал в сторону, жидкую, брызгающую красным кашу. Только удовлетворившись, проделанной работой, сказал поучающее.
— Кровь она прилипчива. Лучше сразу смыть. Это запомни!
Лютобор ему не ответил, переживая из-за того, что второй раз за день лишился оружия. Чекан он упустил, услышав сочный хруст прервавший стон раненого. Его следовало подобрать, но для этого придётся обернуться… Он уже знал, что эрзянин убит. Дядя сказал это, сетуя на брызнувшую из-под топора кровь. Теперь Лютобору хотелось глянуть на дело своих рук и он страшился, того что может увидеть.