Только убедившись, что кроме них в шатре все спят, Жилята обернулся к боярину.
— Не доверяешь? — Спросил он, кивнув в сторону сопящего на лежаке Мезени.
Путислав пожал плечами.
— Уж больно языкаст он нынче. Но, это от хмеля. Проспится — велю держать рот на замке.
— Боишься, начнёт про поганых рассказывать?
— Чего мне бояться? Что он расскажет? Что он о них знает? А мы? — Путислав пытливо посмотрел на воина. — Кто это такие? Чего они ждали? Понятно — гонца посылали к Пургасу. Сговаривались с ним? А почему потом ушли?
— Может, не сговорились? — Предположил Жилята?
— О чем не сговорились? Мы ничего не знаем! — С нажимом повторил боярин. — Но думаю, что Смага, не тот о ком мы думаем.
— Чего это? — Удивился Жилята. — Приметы сходятся!
— Это да! — Кивнул боярин. — Но ты ведь тоже Климентия знал! Припоминай, каков это хват! Уж коли что решил, сделает, что надо и своего добьётся! Такой наших ребяток, попросту прирезал бы! Как монаха Пимена. Если хотел в тайне остаться.
— Если хотел. — Вслед за боярином повторил Жилята. Блуждая взглядом во тьме шатра, он случайно наткнулся на Лавра. Отсвет жаровни в глазах, сказал Жиляте, что лекарь не спит, а из темноты внимательно, смотрит на боярина. Лавр, видимо почувствовал взгляд, потому что посмотрел на Жиляту. Медленно поднялся с лавки, на которой ему было постелено. Нетвердо шагая и заспанно моргая на огонь свечей, направился к ложу Изяслава. Склонился над ним и какое-то время стоял над раненым, прислушиваясь к дыханию. Всё это время Путислав встревожено наблюдал за лекарем.
— Ну, что с ним? — Наконец не вытерпел.
— Спит. — Отозвался Лавр. — А когда проснется, ведает Господь. А я буду молиться. — С этими словами он поклонился иконе и вернулся к своей лавке. Укладываясь в постель, он снова взглянул на воина. Сна в его глазах не было.
Жилята задумался над этим и не сразу обратил внимание на слова боярина. Тот объяснял для чего тут Мезеня.
— Не хочу, что бы он о моём пленном рассказывал. Эрзянин поведал нам очень важное. Особенно важное, для кое-кого из князей. Вот я и не знаю, пока, что с этим делать. Но ничего! Поговорю с нашим князем, да и решу! Ему ли, пленного отдать, или быть может кому-то другому? — И видя удивление в глазах Жиляты, лукаво сощурился. — А что?! Юрий то наш князь, конечно же великий, а всё же таки, поди, не единственный. — Усмехнувшись непониманию своего ближника, боярин допил мёд и встал из-за стола.
— Однако засиделись мы! Давай, помогу до постели добраться! А то ты увечный, а господь наш таким помогать заповедал…
Завтракали там же. Путислав, как радушный хозяин, пригласил за стол всех и даже для каждого нашел приветливое слово. Такому добросердечию дяди, Лютобор удивился и очень обрадовался. Место ему указали, то же что и вчера. На дальнем краю стола, напротив Коченя. Молодой воин сегодня чувствовал себя лучше, хотя и был очень бледен и болезненно кривился при каждом движении. От пищи он отказывался, и Лавр так и не смог заставить его съесть хоть что-нибудь. Не помогли даже подначивания Путислава. Кочень их или не слышал, или не замечал. Остальным наоборот шутки очень нравились. Лютобор, соблюдая приличия, еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. Хоть его и стали сажать за один стол со взрослыми, но мечом пока еще не опоясали. А до этого он отрок и должен вести себя соответствующе скромно. Тут ему пришло в голову, что после вчерашнего, дядя, возможно, не станет ждать долго и опояшет его мечом раньше.
«В месяце липене мне исполнится тринадцать. Может тогда? Отец будет гордиться!» — Решив что, скорее всего так и будет, он очень обрадовался. Встал из-за стола в прекрасном настроении и начал надевать верхнюю одежду.
Путислав посмотрел на него и с деланным удивлением спросил.
— Куда это ты наладился?
Лютобор не заметив иронии, даже остолбенел в удивлении.
— Как же куда? А войско встречать…
Путислав улыбнувшись, махнул рукой.
— Ну, это ты торопишься! Пока соберутся, навьючат добычу, сгуртуют полон, еще добираться… Нет, раньше вечера войска не будет.
Лютобор почувствовал легкое разочарование, и какое-то время мялся в нерешительности. В возможную задержку верить не хотелось, но если дядя говорит…
Протяжный вой медной трубы, под тканью шатра прозвучал очень тихо. Его могли и не заметить, но весь воинский стан откликнулся на этот звук, гулом разноголосого гомона.