Отец Паисий как-то уж очень доверительно обратился к брату Илие:
— Присмотри-ка там, на галерейке, брате, — не сочти того за обиду — да дверь за собою притвори.
Он дождался, когда келейник выйдет, после чего проговорил вполголоса:
— В сосудце с ядом, что из Гурова передавали, вода оказалась — помнишь?
— Конечно. Что еще случилось?
— Яд, который князю да десятнику его предназначался, такоже в воду обратился, пока работал я с ним.
— Вот оно как. Занятно, занятно. И что мыслишь?
— Тут и мыслить не над чем — одна рука творила. Замечу: рука изряднейшего мастера. А мне отчего-то вдруг былое воспомянулось.
— Начинаю догадываться, к чему ты ведешь, говоря о былом. Полагаешь, новоримской работы зелье?
Отец Паисий покачал головой:
— Новоримской или какой-то иной — здесь достоверно не дознаться. Ни этого, ни имён мастера с его заказчиками. Благородного Маркуса Аквилейского навестить бы — столько лет не виделись. Да и должок за ним имеется.
— Хочешь ехать?
— Не хочу, отец игумен, — надо.
— С этим не поспоришь. И как всегда, один?
— Как всегда. Поздно мне привычки свои менять.
Они взглянули друг другу в глаза.
— Ну что ж… Тогда загляни к писарю отца благочинного — он выправит подорожные грамоты, какие нужными сочтешь, — отец Варнава выбрался из кресла, поднял руку в благословляющем жесте: — Да охранит тебя Господь на всем пути твоем, Nobilis Paulus!
— И тебя такоже, отче. Теперь о другом: Ворон по-прежнему не желает, чтобы его увидели рядом?
— Говорит, еще слишком рано.
— Пожалуй. Ему лучше знать, когда придет время явить им себя. А ты напоследок вот что и сам послушай, и Димитрию с отцом Власием передай непременно…
Глава V
— Все-таки в возке вам, отец игумен, и покойней было бы, и приличней — право слово! Уж и кони запряжены, и возницею — брат Косма. А уж он-то правит до чего знатно — ну ровно кормчий лодией речною!
Отец благочинный подчеркнул привлекательность своего предложения умильными интонациями вкупе с необычайно плавными движениями ладони.
— Так что ж: благословите поклажу перенести, отец игумен?
И выжидательно склонил набок голову, изъявляя готовность перейти к немедленным действиям. Не касаясь стремени, отец Варнава вскочил в седло, повел плечами:
— Втуне витийствуешь, отец Лавр. Состарюсь — тогда в возок и пересяду. А до той поры не желаешь ли — послушание тебе определю самому в нем кататься? Пристойно, благолепо. Ровно в лодии по реке. Заманчиво же, верно говорю?
Отец благочинный только горестно развел руками.
— С Богом! — отец Варнава широким знаком креста осенил своих спутников, провожающих и дорогу перед собою. Послушники развели в стороны огромные дубовые вратницы. Под колокольный звон, полагающийся по уставу при оставлении настоятелем обители, четверка всадников покинула ее стены.
Раннее безоблачное утро обещало перейти в погожий денек. Кирилл выпустил поводья, с удовольствием раскинул руки навстречу свежему летнему простору и неожиданно для себя широко, до слез, зевнул.
— Что: поздно вернулся, княже? — поинтересовался отец Варнава.
— Нет, отче. Выспался я.
— Ишь ты. А вот мне в молодости никак не удавалось. Одна краше другой — выспишься тут, как же. Шучу, шучу. Этой ночью ничего страшного или дивного не снилось?
— Нет, отче.
— И славно. Забыл сказать: отец Паисий на некоторое время отлучился из обители, так что письменные изложения и видений своих, и всего прочего отныне мне на стол класть станешь.
— Да, отче. А можно ли узнать, куда это он так спешно отправился?
— Разумеется, можно, — кивнул отец Варнава. — Узнавай любыми способами, препятствовать не буду.
Кирилл смутился.
— Не обиделся ли ненароком? Нет? И правильно. Конёк-то твой как тебе?
— Послушливый вроде.
— Так ведь монастырский же.
Дорога тем временем нырнула в лес. Мягкие удары копыт стали звучнее.
Кирилл вздохнул:
— И мой Медведко — до чего ж смирный да ласковый гнедой был! Из ручницы его подо мною тогда…
— А вот уж и оно сейчас покажется — то место, где вы бой приняли. С коня сойти не пожелаешь?
— Зачем, отче?
— Да мало ли? Осмотреться, вспомнить.
— Н-нет, отче.
— Ну, как знаешь.
Отец Варнава тронул поводья, присоединился к келейнику впереди. Покосившись на полянку по левой стороне, Кирилл перекрестился. Сзади подъехал и поравнялся с ним брат Иов:
— Слышал я, ты соглядатая почуял да высмотрел тогда?
— Ага, удалось приметить, даже и сам не знаю, как. Помнится, полный доспех тарконский был на нем да еще и плащ темный поверху… — он обернулся и помахал назад: — Чуть поодаль той поляны орешник начинается, там этот соглядатай и прятался.