— Так… После того, как князь ушел, покидал ли светлицу?
— Да.
— Куда ходил?
Писарь опустил голову, побагровел и замолчал. В наступившей тишине со двора донеслось молодым, но старающимся звучать солидно, голосом:
— …Однако в завещании своем оный Володимер ни самого Боряту, ни жёнку его отнюдь не упоминает…
— Куда ходил? — чуть медленнее и громче повторил князь Стерх вслед за настоятелем. — Ответствуй!
— В девичью. Песен послушать… — втягивая голову в плечи, еле слышно выдавил из себя Избор. — Прости, княже.
Князь хмыкнул и провел по усам ладонью, стирая невольную усмешку:
— Воистину, было что скрывать. И постыдно, и едва ли не подсудно. А я-то уж начал думать… Когда уходил и возвращался — никого возле двери либо поблизости не приметил?
— Нет.
— Это кто-то из своих, княже, — сказал отец Варнава. — Почти всегда оказывается кто-то из своих.
Подумав мгновение, князь Стерх распахнул дверь и крикнул в нее:
— Гордея ко мне!
Завершил уже обычным голосом:
— Всех же наверх, в гридницу попрошу — внизу, пожалуй, тесновато будет.
Отец Варнава коснулся рукава княжьего кафтана, спросил негромко:
— Семья-то твоя здесь зачем, княже?
— А ты, отче, и сам ответ знаешь. Гордей! Все ли собраны?
— Княжичи Боривит и Венд на суде по слову твоему, Братша с Поликарпом только третьего дня воротятся, Радоша-кормилица у дочери на выселках втору седмицу гостюет да Марфа-пряха рожать наладилась.
— Вот и ладно. Теперь да слушает каждый. Сегодня на суде моем обнаружилась грамота подметная — вот она…
Князь Стерх высоко поднял сжатую в кулаке бумагу и оглядел собравшихся:
— В ней же угрозы предерзостные двум князьям сразу: мне и молодому князю Ягдару-Кириллу. Мыслю, крепко мы задели кого-то, коль решился он на такое. Как бы нынче «Слово и дело Государево» возглашать не довелось. Все ли разумеют полною мерою, что именно произошло?
Он опять обвел гридницу давящим взглядом:
— А коли так, то выйди по доброй воле тот, кто тайно подбросил ее писарю Избору. Даю свое княжье обещание, что по дознании отпущу тебя с миром, будто и не было ничего.
Головы стали молча опускаться одна за другой в полной тишине.
— Добро. Тогда поведаю вам нечто о князе Ягдаре — возможно, не все слыхали о нем сие. А имеет он дар дивный помыслы наши потаенные зреть. И сейчас каждый из вас к нему на испытание подойдет. Каждый! Я же еще раз повторю сугубо: кто по доброй воле повинится, на том свое княжье слово сдержу.
Он сложил руки на груди и отвернулся к окну.
Тонкий вой внезапно вонзился в уши — Кирилл вздрогнул от неожиданности.
Дебелая девица, оттолкнув своих сотоварок, взмахнула руками и ничком обрушилась на пол. Изнутри высоких поставов в межоконных проемах стеклянными и фарфоровыми голосами отозвалась посуда.
— Князюшко-батюшко ты мой родненьки-и-ий! Прости меня, дуру полную, гадину подлую-у-у!
Князь Стерх порывисто шагнул ей навстречу. Девка, подвывая, резво подобралась к нему на четвереньках, обеими руками ухватилась за алый сапог козловой кожи и прижала его к своей объемистой груди.
— Эй, эй! А ну оставь! Немедля!
Князь пошатнулся, неуклюже запрыгал на одной ноге.
— Малуша, отпусти! — воскликнула княгиня, бросаясь на помощь мужу.
— Встань. Живо. Да скулить перестань, — он отступил на шаг, оправляя сапог сердитым притопыванием. — Ты кто такова? Радимила, из твоих она, что ль?
— Да, белошвея моя.
— Припомнил я, княже, — подал голос писарь. — Когда вчера в девичьей близ дверей стоял да песни слушал, она мимо меня проскользнула, она самая.
— Вот как. Сказывай, девица: от кого грамотка получена?
— Ы-ы-ы… От мастера Фрола, гончара… Который из нижней слободы-ы-ы…
— Гордей! Сей же час послать за ним. Стой! Сотнику Василию скажи: двух ратников конных.
— Погоди, княже, — попросил отец Варнава.
Он приблизился, в упор взглянул на Малушу:
— Правду ли говоришь, девица?
— Правду, отче, правду, — то Фрол был, Фрол! У-у-у, змей подколодный!
— Вполне возможно, — кивнул игумен. Повернувшись и понизив голос, показал глазами: — Людей-то, пожалуй, уже можно отпускать, княже, — в любом случае это всё.
Князь Стерх встрепенулся:
— А ты, жено моя, домочадцы и все прочие люди добрые, с миром изыдите и простите князя своего, от него претерпевши!
Настоятель поклонился вместе с Кириллом. Когда гридница опустела, он привлек его внимание и обратился к белошвее: