— Ты сейчас, милая, глаза закрой да вспомни ясно, когда да каким образом этот мастер Фрол грамотку тебе передавал. Добро?
— Ага, батюшко, ага…
Девица старательно зажмурилась, задвигала большими, подрисованными углем бровями. Отец Варнава посторонился.
Кирилл протянул навстречу ей раскрытую ладонь, одновременно опуская веки.
Широкое румяное лицо с кудреватой бородкой и самоуверенной ухмылкой на нем выступило из тумана — дергаясь, расплываясь, будто бы норовя обратиться в какое-то другое. Щегольская шелковая рубаха меняла цвет с алого на зеленый, временами превращаясь в подобие веретища. Смутное пространство вокруг исторгало из себя пляшущие силуэты домов, тщетно пытающихся определиться в своем внешнем виде.
— Лжет, — сказал Кирилл, открывая глаза. — Не Фрол то был, иной кто-то.
— Ну, Малуша-белошвея, воля твоя, — сказал князь Стерх ровным голосом. — Гордей!
— Ой, не надо, князюшко! Ой, не надо, родненький! — опять то ли завыла, то ли заскулила девка, со страхом косясь на Кирилла. — Вот теперь чистую правду скажу, правду истинную! То калика был, калика перехожий — он грамотку мне дал, он! И брать-то не хотела, князюшко, так вот и чувствовала душенька моя, что не надобно, да только вот…
— Этот калика тебе некую мзду посулил — верно?
Малуша затрясла головой и захлюпала носом:
— Как и клялся, ровно полдюжины чеканчиков отсыпал, не соврал.
— И коим образом да кому подбросить тоже он надоумил?
— Выспрашивал долго — что да где, да как у князя, а я ему сама и присоветовала. Знала, что Избор вечерами в девичью повадлив.
— А вот теперь не знаю, правду ли говорит, — вставил Кирилл. — Может, мне опять…
— Думаю, это излишне, княже, — остановил его отец Варнава. — Я к своим годам тоже малую толику дара обрел ложь от истины отличать. А ты, девица, мастера Фрола почему или зачем оговорить хотела?
Белошвея опять бросила испуганный взгляд на Кирилла, выдавила тихонько:
— Так ведь это… Ладо он мой когдатошний… Прошлым летом за жену взять обещался, а после вроде как забыл о том. Бают, на красильщикову Ружицу глаз положил.
— Вот как… — покачал головой князь Стерх. — Отомстить решила, под суд человека невинного подвести. Ну и гнусная же ты девка, Малуша. Плюнул бы, но только негоже в доме-то. Расчета не будет, тебе довольно Иудиных сребреников. Все твои. Час даю на сборы с прощаниями — и скатертью дорога. Поди прочь. Избор, притвори за нею да засов заложи.
Он тяжело опустился на лавку у стены и задумался.
— А как быть теперь с тем каликою перехожим? — с осторожностью спросил Кирилл. — Я же мог бы рассмотреть дотошно, каков он из себя. Да голос, да повадки.
— И что? — безразлично проговорил князь Стерх. — Если он и вправду странник, то давно уж неведомо где. Как по мне — ряженый, да и то не суть важно. Где искать? Кому? Тебя на все четыре стороны враз отправить? И вовсе не посланник нам нужен, а тот, кто посылал его. Так не ищут, княже.
— А как ищут?
— Да малость по-другому… — как будто с неохотой ответил князь Стерх и попросил негромко:
— Гордей, Избор, оставьте-ка нас с отцом Варнавою.
Заметно поколебавшись, добавил мягко:
— И тебя попрошу, княже Кирилле. По-отечески попрошу.
У основания старой разлапистой липы за спинкою скамейки что-то зашуршало, заскреблось по коре. Они обернулись, вглядываясь в темноту.
— Ёж, должно быть. Либо кто-то из котеек наших, — Держан махнул рукой, уселся поудобнее и спросил с откровенным любопытством:
— Вот скажи, а каково оно: в душах чужих читать?
Кирилл пожал плечами:
— Не знаю. Я в душах не читаю. Это где-то здесь… — он неопределенно покрутил указательным пальцем над своей макушкой.
— Всё равно здорово. Завидую я тебе, княже.
Кирилл опять пожал плечами:
— Чему тут завидовать? Неужто не ведаешь, что обретается временами в помыслах человечьих?
— Ведаю, конечно. О других говорить не стану — не знаю, а о себе-то — да… Наверное, иногда обычным золотарем себя чувствуешь.
— Обычным? Хе! Унижаешь достоинство княжеское, обидно. Куда выше бери — самим что ни на есть мастером-черпальщиком, во как!
Держан гыгыкнул и прищурился:
— А мои мысли видеть можешь?
— Только если согласишься на это. Или, по крайности, затворяться не станешь. Да ты не бойся — я сам по себе ничего чужого не вижу и не слышу. Правда, чувствую кое-что, но и то изредка.
— Я боюсь? Ну давай, скажи: о чем сейчас думаю?
Кирилл замер на мгновение, опустил веки. Подняв их опять, демонстративно сложил пальцы в кулак и приблизил его к носу Держана: