— Ягдар, ты! Вернулся… Ой, да как же… Я сейчас, Ягдар, я мигом!
Видана заметалась, прошмыгнула мимо Кирилла в дверь и заверещала уже изнутри:
— Матушка, матушка! Мне что лучше надеть: это или вот это?
— А он и вправду хорош собою, сестрица! — пропела ей вослед старшая. — Ни капельки ты не соврала.
— Ярена, а ну-ка в дом! — прикрикнула мать сердито. — Тебе еще тарелки, что на столе, прополоскать, вытереть насухо да на поставец попереносить.
Стараясь отогнать прочь нарастающее смущение, Кирилл негромко и с большим достоинством кашлянул. Поинтересовался:
— А хозяин здесь ли?
— К вечеру будет. Нужду какую к воеводе имеешь, княже? — обратились на него улыбающиеся глаза.
— Да нет… — окончательно смешался Кирилл. — Почтение положенное выразить хотел… Вежества ради.
— Сейчас выйдет уж, — с ободряющим сочувствием кивнула хозяйка, возвращаясь внутрь. — Потерпи маленько.
Голубой сарафан метнулся в дверном проеме. Видана что-то крикнула напоследок в глубину дома, сбежала по ступенькам и ухватила Кирилла за руку:
— Идем-идем-идем!
— Только не до темноты, дочушка! — понеслось им вдогонку. — Тебя же, княже, особицею попрошу.
Он неуклюже закивал на ходу через плечо.
Над соседскими палисадами и кустами стали появляться лица, исполненные внимания и любознательности. Женский щебет на ручье сменился восторженным кудахтаньем.
— Скорей-скорей-скорей! — маленькие пальцы сжались, нетерпеливо задергали Кириллову ладонь, увлекая за собою. В спину прозвучало что-то веселое и неразборчивое, сопровождаемое дружным смехом. Видана не сдержалась, обернулась на бегу и показала язык.
— Ты чего?
— Да ну их всех… А куда пойдем — по дубраве погуляем или к нашему месту на реке?
— Вот это да! Знаешь, когда я шел сюда мимо него, точно теми же словами и подумал: «наше место».
— Правда?
— Правда. А чего мы бежим? Нас ведь уже никто не видит.
— И то верно.
Видана остановилась, запрыгала и захлопала в ладоши:
— Ой, хорошо-то как!
— А что же именно хорошо?
— Да ну просто всё-всё-всё! Ягдар, а ты когда вернулся? Сегодня?
— Вчера к ночи. Так изломался в седле, что еле-еле смог до постели доковылять.
— Ягдар, а я потом каждый вечер опять звала, звала тебя, а увидеть почему-то никак не удавалось.
— И у меня не получалось, хоть и пытался не единожды.
— Я после того первого раза к Белому Ворону побежала радостью поделиться, а он вдруг словно опечалился. Даже в лице переменился. Как думаешь, отчего?
Кирилл дернул плечом:
— Кто знает? А Ворон меня давеча к себе зазвал.
— Бают, дом Белого Отца в какой-то Диевой Котловине. Даже и не ведаю, где это. А как же ты ко мне поспел так скоро?
— Нет, я был не там. В этой… избушке на курьей ноге, — Кирилл помахал рукой. — Вон в той стороне она. Да ты, я мыслю, и сама знать должна.
— Ага, знаю. Вот это да! Он же в нее никого и никогда не зазывал.
— Тогда выходит, я первый.
— Здорово… А что там внутри? А чего Ворон от тебя хотел?
— Избушка как избушка. А чего Ворон хотел — я, правду сказать, так до конца и не понял. Видана, а я стал дни считать, лишь только мы в путь отправились — семь, шесть, пять, четыре…
— Ягдар, а когда ты уехал, после с отцом ли говорю, с матушкою, делаю ли что, — а предо мною ты стоишь. И смотришь так…
— Как?
— Ну так… — Видана быстро отвернулась и защебетала в сторону:
— Ягдар, гляди: а вон там камушек голубоватый, а на нем рядышком две малюсенькие ящерки на солнышке греются! Не иначе как сестрицы друг дружке.
— Камушек голубоватый… О Господи… — пробормотал Кирилл, начиная судорожно отстегивать на груди отворот кафтана. — Да что ж с головою-то у меня нынче?
В сердцах полуоборвав заупрямившийся крючок, сунул руку за пазуху:
— Видана, а это тебе. Вот…
Пальцы разжались — на ладони открылся серебряный перстенек с бирюзовым камушком-глазком.
— Ой, Ягдар…
— Я это… Так задумывал, чтобы и к сарафану твоему лазоревому, и глазам твоим…
Видана завороженно-медленно надела перстенек на палец, опустила веки. Столь же медленно потянулась к Кириллу. Он почувствовал, что его сердце сорвалось вниз и, увлекая за собою разум, стремительно понеслось в бездну.
Видана отпрыгнула, рассмеялась незнакомо. Закружилась-запела, отставив руку да любуясь подарком:
— Мой, мой, мой!
Кирилл осознал, что к нему постепенно возвращаются способности дышать, связно мыслить и владеть собственным лицом.
— Видана…
— Аюшки? Мой, мой, мой!