— Теперь ко главному перейдем. Внимай сугубо, князь Ягдар из рода Вука, ибо сие будет очень важным для всей последующей жизни твоей. Получается, что сам ты отличить действительные события от ложных не можешь. Так это?
— Да, Белый Отче.
— А отчего теперь уверен, что знаешь в точности?
— Ну… Вы же мне всё и объяснили!
— Следовательно, уверенность твоя зиждется только на доверии к моим словам.
Кирилл в очередной раз задумался:
— Выходит, так… Но тогда я и в дальнейшем не смогу быть уверен: истинна ли некая часть моей жизни или внушена чужим разумом. И только с чьих-то слов буду знать, как оно есть взаправду.
— Еще раз напомню: лишь при условии доверия к этому человеку. Но если кто-то солжёт тебе — как распознаешь? Что станешь делать тогда? Пока же просто восприми всё как данность, княже. Не одно, так другое приходится нам терпеть на этом свете. В том — великая печаль. В утешение скажу, что я всегда рядом, даже если далеко.
— Это как разуметь?
— Никак, просто ведай о том. Дар твой развивается, и в будущем многое может перемениться.
— Господи, до чего же тяжкий крест уготован мне… — прошептал Кирилл, опуская голову.
Порывисто и как-то очень молодо Ворон поднялся на ноги. Голосом, который было бы сложно описать однозначно, произнес:
— А вот этого я от тебя не ожидал, княже…
— Чего, Белый Отче? — в растерянности выдавил он из себя.
— Говоришь, тяжкий крест, — повторил старец и продолжил: — Давно уже ведом мне сокровенный смысл знака вашего, посему задам тебе несколько вопросов. Ответствуй на них только словами «да» и «нет». Уразумел?
— Да.
— Добро. Знаешь ли ты, что вся жизнь очень многих людей — это только каждодневный тяжкий труд ради одного лишь скудного пропитания семей своих?
— Да.
— Слыхал ли ты о горе претерпевших полною мерою от потопов, пожаров, мора, войн и прочих бедствий?
— Да.
— Видел ли ты калек, увечных, болящих, страдающих от мучительных, иногда врожденных недугов?
— Да.
— Так можешь ли ты считать тяжесть своего креста бóльшей по сравнению с тяготами и этих, и прочих крестов человечьих?
— Нет.
— Добро… — голос и лицо Ворона заметно отмякли. — Над сказанным поразмышляешь. Сейчас сюда вернется брат Иов, он отведет тебя в место, которое определил игумен Варнава. Там пребудешь некое время. В терпении пребудешь, ибо день нынче предстоит непростой. Позже мы вновь увидимся, князь Ягдар из рода Вука.
На колокольне ударил знаменитый, горлинского литья, большой колокол — брат Иов отвернулся и перекрестился с поклоном в сторону звучащего благовеста. Затем опять оборотился к старой, обросшей паутиной двери. В его пальцах с усилием и ржавым визгом провернулся ключ. Очевидно, последний раз замок использовали очень давно.
— А мне почему на крестный ход нельзя? — хмуро спросил Кирилл.
— Расспросишь обо всем отца Варнаву. Потом. Сейчас проходи внутрь.
— Э! Да здесь окошко под самым сводом — что ж я увижу-то?
— Ничего не увидишь. Как уйду, забираться туда не вздумай, Бога ради. Всерьез прошу. Или в погребе запереть?
— Не буду, не буду… Чего ты сегодня такой?
— Ничего. Как закончится всё — отопрут тебя.
— А что закончится?
— Заточение твое. Книги — на полке. И сиди тихо, княже.
Благовест между тем успел смениться праздничным трезвоном.
Вознеся руку, отец Варнава сотворил крестное знамение на четыре стороны света. Немедленно подал свой знак канонарх, и хор редких по силе и красоте басов грянул, перекрывая колокольную разноголосицу, праздничный тропарь. Некоторые из монастырских гостей вздрогнули с непривычки, но тут же закивали восхищенно и уважительно. Послушники во главе подняли выносные кресты с хоругвями. Вслед за ними неспешно возвысилась над толпою, поплыла вперед на облачках кадильных дымков саженная икона Назария Благодатного, «Спорителя даров земных».
— Благослови, Господи… — негромко сказал самому себе отец Варнава. Он повел плечами, оправляя праздничную зеленую фелонь, и сделал первый шаг. Двенадцать иеромонахов за ним — по числу апостолов — слаженно повторили его.
Волна движения медленно покатилась по человеческой реке в тесных берегах монастырских улочек.
По дорожке один за другим вышагивали трое людей. Двое из них были стариками, причем один — в облачении архимандрита, а другой — в багряном кафтане. Третьим являлся моложавый крепыш, одетый как состоятельный ремесленник. Вел их за собою предупредительный статный инок. Подойдя к одному из входов в старое здание братских келий, он остановился, зазвенел связкой ключей в поисках нужного.