— Ну, если уж так случилось, тогда побеседуем во дворе, — неслышно появившийся в дверях отец Варнава подал знак следовать за собой. — И ты, отец Паисий, с нами побудь.
Под липами у крыльца были вкопаны несколько дубовых лавочек со спинками. Расположенные под главной фасадной стеной лечебницы ухоженные ряды кустов малины, черной и красной смородины подступали к ним вплотную с обеих сторон от входа.
Навесом ладони Кирилл прикрыл глаза от призабытого яркого солнца, с наслаждением вдохнул густо настоянного на лете воздуху. Огляделся. Слева и справа сквозь прорехи в буйной зелени деревьев проглядывали разновеликие выбеленные здания. Впереди угадывалась обширная плошадь, посреди которой возносились к небу пятикупольный шатровый храм с колокольней.
— Присаживайся, княжиче, присаживайся — уже достаточно побыл на ногах для первого раза-то, — сказал отец Варнава. — Значит, этот человек — десятник Залата?
— Да, отче.
— Хорошо знал его?
Кирилл подернул плечами:
— В лицо — около года, так что ли. Когда в дружине появился — не ведаю; наверное, еще раньше. Помнится, он с отцом на кюстенландских орденцов ходил. Сотник наш Деян-Андрей там его во десятники и поставил. В последнем бою меня знатно прикрывал — я теперь стал догадываться, что тайный отцовский наказ исполнял. Мечник отменнейший, завидую. Вот бы мне во ученики к нему…
— Отец Паисий, твоё суждение.
— Выздоравливает, отец игумен. В разум может и завтра прийти, и через месяц. Но вот насколько — еще не ясно. Главное скажу: на общую поправку движется. Прочее, как всегда, в руце Божией.
— А сей недомысленный да своенравный юнак?
— За две-три седмицы сможет начинать помаленьку в телесных занятиях упражняться.
— Что с памятью, княжиче, — вся ли вернулась?
— Ну… почти вся, отче. Правда, иные места по сей день словно черный полог застилает, как ни стараюсь.
— А стараться-то как раз и не надобно! — наставительно проговорил отец Паисий. — Все само по себе постепенно воротится. Тут излишнее умственное усилие неполезно.
— Полезным было бы, княжиче, епитимью на тебя наложить, — неодобрительно прибавил отец Варнава. — От отца твоего слыхал я частенько: «Не научишься повиноваться — не сумеешь повелевать». Не сказывал ли он тебе такого?
— Вестимо, сказывал. Это у него даже излюбленным было.
— Да вот только не в коня корм, как погляжу. Ты мне потребен будешь вскоре, причем здоровым да полным сил. Так что терпение ко всему имей — уразумел? Более повторять не стану и пастырским снисхождением не злоупотреблю, иные средства ведомы. До совершеннолетия-то сколько осталось, не напомнишь ли?
— Один год да два месяца… — нахохлившись, выдавил Кирилл.
— То есть, всего лишь через год с малым зрелые мужи тебя за равного почитать должны. За равного! — поднял палец отец Варнава. — На досуге поразмышляй над этим хорошенько. А сейчас глаза подними да ко мне оборотись, яви милость. Итак. Завтра с утра благословляю заниматься с отцом Паисием. Со всем возможным прилежанием. И да не восприми ни в коем случае занятия сии за детские забавы! — слегка возвысил он голос. — Теперь ступай, княжиче, отдыхай да сил набирайся. А мы еще на солнышке погреемся.
Кирилл вздохнул и направился назад, в сумрачную прохладу больничных келий. Его проводили две пары внимательных глаз. Когда входная дверь захлопнулась за ним, отец Варнава поднял лицо к небесной синеве без единого облачка — то ли прищурившись, то ли нахмурившись при этом:
— Я тут давеча чтением познавательным озаботился, дабы разобраться кое в чем. Ну и чтобы речи твои ученые понимать хоть изредка, и словцо умное к месту ввернуть… — он легонько толкнул локтем отца Паисия.
— Вверни, яви милость.
— Попозже непременно. Кто-то древние знания о мозге, разуме и душе человечьей воедино сводит. Да и новые, сдается мне, умножает усердно. Вместе с опытом странным. И пока преуспевает в этом больше нас.
— Да, похоже на то. Ничего, наверстаем. Я так разумею, отец игумен, что княжича вести мне предстоит. Белый Ворон отказался?
— Он полагает, что сейчас и в ближайшем времени ни в коем случае нельзя допустить, чтобы его увидели рядом. А потом, тебе же известно традиционное Вороново: «Позже и я помогу».
— Увидели рядом? — переспросил задумчиво отец Паисий. — Даже так обстоит дело… Впрочем, он, как всегда, ведает, о чем говорит. Но что может дать одаренному бездарь?