— А, ну да… — повторил Держан. На этот раз сочувственно.
— Остановись, отец казначей, — попросил отец Варнава. — Не то сейчас ты договоришься до того, что погорельцы эти на беде своей нажиться замыслили.
Он дал знак подождать подошедшему брату Иову и проговорил сухо:
— Последует ли княжья либо общинная помощь — мне до того дела нет. Каково общее число пострадавших?
— Семь дворов дотла выгорело да сколько-то огонь в той или иной мере задел.
— Что значит «сколько-то»?
— То самих вестников слова, отче, — они не считали со тщанием, сразу к нам…
— Понятно. Добрую избу срубить — в десяток серебряных встанет, верно ли помню?
— И осьми за глаза будет, отец настоятель.
— Значит, десять — в самый раз. Да еще по два положим на каждую душу в семье! — отец Варнава едва заметно возвысил голос на последних словах, отчего отец казначей передумал возражать, захлопнул рот и быстро сложил ладони для принятия благословения. — Да гляди, не просчитайся, радея о казне монастырской. Помоги, Господи… Брат Иов!
Инок дождался, чтобы печальные вздохи отца казначея окончательно смолкли за поворотом галереи, доложил:
— На постоялом дворе у Шульги этот Афанасий встретился с неким безбородым человеком высокого роста и крепкого телосложения. Сидели за столом в углу, беседовали тихо. Братия ближе подобраться не могли, слов не разобрали. Затем собеседник Афанасия подозвал самого Шульгу и уже громко стал расспрашивать о дороге на Свенегу. Брату Арефе услышался в голосе его то ли тарконский, то ли новоримский выговор. Затем оба начали устраиваться на отдых — в разных светлицах. Брат Арефа остался, брат Савва в обитель воротился доложить. Сейчас назад собирается. Ждет.
— Так… С ним вместе еще двоих отряди. Деньги, одежды переменные — ну, сам знаешь. Всё, с Богом.
Под нетерпеливой рукою задергалась закрытая дверь, за нею прозвучало сердитое Кириллово:
— Эй, затворниче! Как это там: «Молитвами святых отец наших…» Просыпайся, отворяй!
Держан откинул засов, тут же получив от входа приветственный княжий тычок в грудь:
— Ты чего это запираешься? Кроме самого настоятеля никому в обители не позволяется. Да и он этим правом почти не пользуется.
— А почто на запор не затворяться, раз уж он есть?
— А пото! По-твоему, например, брат Иов непременно должен всякую встречную рожу набок своротить, раз уж он — мастер неозброя? Так, что ли?
— Вестимо, нет. Это только князь должен на друга своего орать вместо вежества утреннего.
Кирилл сбавил в голосе:
— Да ты и сам на меня орешь.
— Как ты запел — так я и подхватил. Ну что: мы идем или нет?
— Идем, конечно. Давай собираться пошустрее, пока брат Иов не объявился.
— Я-то уже… — Держан со значением похлопал себя по левому боку. Кирилл придирчиво пригляделся: под кафтаном выпирало почти незаметно. Княжич подмигнул ему, толкнул дверь и затараторил увлеченно, показывая что-то на пальцах:
— Вот я мастеру Байко и говорю: не выдержит такой свод не то что гнета на него, а даже и веса собственного. Рухнет да всех под собою и похоронит. А он мне говорит: да ну? Так-таки рухнет? Ты, братец, возьми яйцо куриное, меж ладонями по высоте поровнее приладь да начинай сдавливать помаленьку. Сам ощутишь, какая сила будет потребна, чтобы раздавить его.
Кирилл внимал с преувеличенным интересом, изредка громко поддакивая и кивая согласно. Галерейный из своего угла проводил их безразличным взглядом. Не уступая друг дружке, они одновременно протиснулись в дверь и скатились по лестнице.
— Эй, ну-ка осади малость! — раздраженно зашипел Держан в Кириллову спину, прижимая левый локоть к телу. — Не ровён час, вывалится.
— А ты не трясись так уж. Не то, не ровён час, из тебя от страха еще что-нибудь вывалится.
За воротами они облегченно перевели дух. Ухмыльнувшись, переглянулись:
— Ну что: вперед, княже?
— Угадал. Именно туда, княжиче.
На луговых травах медленно просыхала утренняя роса. Со стороны надвигающегося ельника все сильнее тянуло хвоей и грибной прелью.
— Вон на ту облезлую елку правь — раньше из виду пропадем, — посоветовал Кирилл. — Да не оглядывайся без конца, мы же вроде как просто гуляем. Свежим воздухом дышим, природными красотами любуемся.
— Гуляют по тропинкам, а ты меня в самые заросли травяные тащишь. Этак всю одёжу выходную изгадишь с тобою.
— Ага. Пропалин на твою выходную одёжу тоже я понаставил.
Зачем-то пригибаясь, они нырнули в лес.
— А теперь куда, княже?
— Куда-куда — не все ли едино? Лишь бы в чащу да поглубже. Сам знаешь, как далеко пальбу слыхать-то…