Отдышавшись немного, Миланья с трудом села на лавке. У нее перехватывало горло и судорожно заходилось сердце от мысли, что она отправила Мусуда на верную смерть. Глотая слезы, она закрыла глаза, призывая души своих предков и прося у них совета.
«Миланьюшка! Гляди! — послышался голос её бабки, давно умершей и истлевшей в сырой земле. — Гляди, как ниточка вьется…»
Миланья вдруг очутилась в маленькой избенке, где жила она в девичестве: темная, тесная и закоптелая горница без окон, лавки вдоль стен и прялка в углу возле печи, где бабка долгими вечерами без устали мотала пряжу. Бабка, такая же темная как стены горницы, вся сгорбленная и ссохшаяся, скорее не говорила, а скрипела:
«Видишь эти ниточки? Каждая из них вьется по-своему; тут петелька, там узелок, здесь и узор чудной получается, — приговаривала бабка, оплетая пальцы Миланьи шерстяными нитями. — Так и судьбы людские в узор переплетаются. Каждый такой маленький узелок или петелька судьбу правит. Разорвешь узелок в одном месте — и весь узор попортится, всё нарушится. Так и судьба!»
«Не понимаю, бабуля! — шептала Миланья недоуменно. — Как же судьба нарушится из-за одного-единственного маленького узелка?»
«Узелок-то маленький с виду, зато всю тяжесть мира может собою удерживать! Кто-то мнит, что судьба получается от больших решений да поступков — но то заблужденье. Судьба — то не большая дорога, где ты разглядишь все повороты. Судьба — это тропка в густой да непроглядной чащобе. Вот вьется эта тропка меж деревьев, чрез овраги да холмы, с другими тропками встречается — так и судьба вьется-вьется, то вниз человека утягивает, то поднимает ввысь, то с другими судьбами сталкивает…»
Только теперь Миланья уразумела, о чем толковала тогда бабка! Она не могла увидеть всего хитросплетения нитей судьбы, управлявших жизнью княжича, но не сомневалась — если жизнь княжича оборвется, то оборвутся и другие нити судеб, в том числе и ее дочери. Княжич должен выжить — пусть даже ценой жизни Мусуда.
— Прости меня, любый мой! Прости… — пробормотала Миланья сквозь слезы.
7. БАГРЯНАЯ НОЧЬ
— Готово, батя! Всё сделали, как ты повелел. Дай только сигнал, когда начинать надобно.
Эти слова произнес Илька Бык, обратившись к вожаку ушкуйников. Звяга Рудница стоял, прислонившись плечом к березе, и глядел вдаль — туда, где на берегу Волхова еле виднелись стены детинца Новугорода. За спиной вожака, под прикрытием густого леса и бурелома расположилась разбойничья ватага, насчитывавшая почти что сотню человек. Все они, следуя приказу Звяги, сидели затаившись, костров не жгли, по лесу и берегу не разбредались, дабы не привлечь к себе внимания местных жителей. Звяга Рудница перевел взор на небо: солнце уже садилось.
— Когда Новугород вспыхнет — то и будет сигналом, — заговорил он и голос его звучал натужно, с хрипом. После того, как прошлым летом княжеская стрела пронзила ему горло и едва не погубила, вожак мог говорить только прилагая к этому силы. — Немного подождать осталось.
Да, всё было готово! Подначальные Звяге ушкуйники, переодевшись торговцами, смогли проникнуть в Новугород и провезли с собой за крепостные стены бочки, в которых припрятаны были пропитанные смолой щепы и береста. Стоит подпалить такую бочку — как вспыхнет она настолько жарким пламенем, что вмиг займется огнем всё, что окажется поблизости.
По распоряжению Звяги, ушкуйники спрятали бочки вблизи Новугородских житниц, где хранилось зерно для будущих посевов и имелись запасы довольствия на случай осады города. Сами житницы хорошо охранялись и незаметно оставить там запалы не представлялось возможным, однако в Торговой стороне хватало закоулков и тупиков, где можно было без лишнего глаза схоронить бочки. Оставалось дождаться ночи и поджечь запалы, а там немедля загорятся деревянные хоромы, подворья, ограды! Весна в новугородской вольнице была теплой и ветреной — и по замыслу вожака ушкуйников ветер должен был стать союзником в его мести.
«Еще чуть-чуть — и доберусь я до княжича!» — тешил себя мыслью Рудница.
Оправившись от ранения, Звяга решился исполнить свое намерение и поквитаться с сыном Ярослава Всеволодовича. Всю зиму соглядатаи Звяги следили за Александром, пытаясь выискать слабое место в охране княжича. Но брешей в его защите не было: Александр никуда не выезжал без своей бдительной охраны, а само Рюриково Городище, охраняемое тремястами лучших ратников, казалось неприступной крепостью. Ясно было как божий день: пытаться выследить княжича в какой-нибудь поездке — дело долгое и почти наверняка безуспешное, а штурмовать Городище, покуда там обитают несколько сотен дружинников — так вообще путь к верной погибели.