И тогда Звяга придумал хитрость: нужно выманить из Городища основные силы, охраняющие княжича — и, покуда их нет, борзо проникнуть в крепость и перебить тех немногих, кто там остался. Провернуть такое дело было сложно, однако, все-таки возможно. Звяга всё рассчитал! Когда вспыхнет торговая сторона Новугорода, то огонь начнет угрожать городским житницам — и Александр вынужден будет выслать свою дружину в город, чтобы те спасали запасы зерна и жита. Ведь, ежели не спасти их, то вернется страшный голод, только-только отступивший от Новугорода. Конечно, в Рюриковом Городище останется небольшое число ратников да личная охрана княжичей — но с ними-то уж ватага Звяги справится! Главное тут нежданность нападения и скорость — напасть надобно стремительно, исполнить свою месть и столь же быстро отходить, прежде чем вернется в Городище княжеская дружина.
Порешив так, Звяга стал сзывать на дело братьев своих ушкуйников, обещая им щедрую награду за вспомоществование. Далеко не все, кого Рудница призывал, согласились идти за ним. Одно дело жечь и резать простой люд, другое — напасть на княжескую вотчину! Боевая слава князя Ярослава гремела по всей русской земле, дружину его по справедливости боялись, ну а коли тронешь его сына — не избежать тебе лютого отмщения от Ярослава Всеволодовича! Как пить дать, прижмет он свободолюбивых ушкуйников, из-под земли каждого виновного достанет, будет ловить их на реках и озерах и вырезать, как собак! Нет уж, отвечали ушкуйники Звяге, не пойдем супротив князя, опасно это! Однако ж, удалось Руднице всё же насобирать сотню татников, готовых за награду идти хоть против князя, хоть против самого черта.
И вот, близился долгожданный миг сладкой мести! Солнце скрылось за верхушками густого древнего леса и холодные весенние сумерки вместе с молочным туманом поползли по Волхову. На сторожевых башнях новугородских крепостных стен стража зажигала факелы и готовилась нести ночной дозор. Только не ведали защитники Новгорода великого, что на сей раз угроза придет не из-за городских стен, а из самого сердца города!
— Что же ты сделаешь с княжонком-то? — от нечего делать заговорил Илька Бык с главарем.
— Известно, что! На куски разорву, — хмуро отозвался Звяга Рудница и, почувствовав неудобство в горле, потер зарубцевавшуюся рану на шее.
— Ты сам-то его не встречал, а я вот давеча мельком видал княжича в торговой стороне, когда он к ремесленникам заезжал, — продолжал болтать подручный главаря. — Правду говорят про него в народе — уж больно хорош он лицом аки девка какая. В кого он такой уродился?
— Ну уродился и уродился, тебе-то что с того? — хмыкнул Звяга тогда. — Вскорости не станет у него лица этого хорошего!
— Так я к чему говорю, батя? Помнишь ли ты, как мы в персидских берегах бывали да продавали там в неволье пленников? Заправилы тамошние спрашивали нас, можем ли мы добыть для них юнцов с кожей белоснежной и глазами светлыми. А коли еще красавцами писаными будут те юнцы, то втрое больше согласны торговцы нам платить! Помнишь? Сетовали те торговцы, что видных девок множество привозят на рынок, а юнцов-то лицом ладных раз-два и обчелся! И потому спрос на них шибко большой.
— Ну помню, — кивнул вожак ушкуйников. — Дальше-то что?
— Так мож не убивать тебе мальчонку, а прибрать к рукам да и продать в персидские земли? Щедрую награду от персов получишь! Облик у него весьма ладный — за такое лицо тебе целое состояние отвалят!
Удивленно Звяга Рудница уставился на своего подручного. Не ожидал он от туповатого и простого, как чурбан, Ильки услышать столь дельную мысль! И правда, торговцы на невольничьих рынках готовы щедро платить за красносложенных юношей — ибо перепродают они их потом во дворцы богатых дворян и шахов. А Звяга, хоть и презирал всей душой противные природе пороки персидских богатеев, однако ж выгоду свою считать умел!
— Неужто и правда так хорош? — осведомился он, помолчав немного.
— Увидишь сам — диву даваться будешь!