— Чего ж на берегу застряли, охранители непутевые? — раздался требовательный голос над головами княжеских слуг. — А ежели захотел бы он на другой берег выбраться да деру от вас дать?
Оглянувшись, увидели они, что подъехал к ним на коне Мусуд.
— Отстали мы от княжича, — повинились те, невольно робея перед ним. — Уж больно он скор аки ветер!
Татарин спустился на землю и, встав у рыбацкого мостка, следил взглядом за тем, как Александр возвращается к берегу. Узнав утром, что княжич ни свет ни заря уехал на прогулку, Мусуд дожидался его возвращения на крепостной стене. С высоты башни рассмотрев, что Александр свернул с дороги к реке, он оседлал коня и поехал в ту же сторону. Рассчитывал Мусуд на разговор с Александром!
После того, как стало ему известно о дерзкой выходке княжича в битве на Омовже, понял Мусуд, отчего тот поступил так нелюбезно с ним. И отлегло у него от сердца, унялась свербящая в нем горечь! Ясно стало татарину, что дело было не в гневливости Александра, не в оскорбленной его гордыне, а в хитром плане — который, конечно, княжич не сумел бы осуществить, ежели остался бы подле него кормилец. И мальчишка решил при помощи уловки устранить его, дабы никто не мешал ему рискнуть своей головой.
«Эх, Олекса! Олекса…» — вздыхал Мусуд сокрушенно, слушая россказни о том, какую смелость проявил в бою княжич и каких плетей он получил позже от разгневанного батюшки своего.
Когда по возращению своему в Новугород князь Ярослав спросил Мусуда о том, какое решение тот принял относительно своей службы, то ответил он, что желает он вновь стать княжеским гридником. Рассуждал татарин так: ежели станет он кормильцем Андрея, то в любой момент князь может отослать третьего по старшинству сына в Переяславль, а с ним и его кормильца — а став гридником, Мусуд останется при дворе Ярослава Всеволодовича. А там, где Ярослав, там будет и Александр — ведь знал твердо Мусуд, что тот не отпустит от себя любимого сына надолго, как бы не серчал на его выходки.
Вчерашним днем Мусуд находился во дворище на устроенных Ярославом Всеволодовичем гуляниях. Но подойти к княжескому столу, за которым восседала княжеская семья, татарин не решился и только издали наблюдал за Александром. Княжич, несмотря на показную невозмутимость, показался Мусуду печальным — то, что не заметно было Ярославу, прекрасно наловчился видеть бывший кормилец! — и то тревожило татарина. Что там на уме у Александра? Что его гнетет? Почему он, дождавшись отцовского прощения и вернувшись в Новугород, совсем не радуется этому?..
Александр доплыл до мостка и, подтянувшись, выбрался из воды.
— Добрый хозяин своего коня сразу после дороги холодной водой не поит, — заметил небрежно Мусуд, — а ты, не остынув после скачки, в студеную воду прыгнул.
Княжич, отряхнув с волос капли воды, бросил на него насмешливый взгляд:
— А ты прав! Будь я конем — был бы повод волноваться.
Усевшись на край мостка он размотал пропитавшиеся водой онучи[16] на ногах и натянул на голые стопы сапоги, не обращая внимания на то, что вода, капающая с мокрых штанов, тут же начала стекать в обувку. Поднявшись, он подобрал свой кафтан и натянул его поверх промокшей сорочки — после чего глянул на своих телохранителей и заявил:
— Езжайте в Городище без меня. А я сам опосля туда приеду вместе с Мусудом, — но, видя, что те колеблются, опасаясь отлучиться от него и через то получить от князя суровое наказание, Александр раздосадовано прибавил: — Неужто думаете, что обороните меня лучше, чем Мусуд? Ступайте, покуда не осерчал я!
Всё еще сомневаясь, но не решаясь перечить приказу, залезли на лошадей княжеские прислужники и поплелись к Рюрикову Городищу. Александр сошел с мостков на землю, но к своему коню не подошел, а уселся на траву, коей порос отлогий речной берег. Рядом с ним сел Мусуд. Княжич долго хранил молчание, глядя сквозь рассеивающуюся дымку над Волховом в сторону противоположного берега и греясь под лучами восходящего светила.
— Мусуд… — словно бы собравшись с духом, заговорил княжич, но татарин тут же его перебил:
— Не надо, Олекса. Забудь! — произнес татарин, тоже глядя куда-то в сторону.
Александр тихо вздохнул — как это было прежде, понял всё Мусуд без слов.
— И как? Потешил свою душеньку побоищем? — спросил бывший кормилец следом.
Впервые на лице княжича появилась улыбка, тут же преобразившая его лицо.
— А то как же! Ливонский стяг был моим!
Рассмеялся тогда Мусуд, правда, не слишком весело.