Глава IV. Княжич.
Донков, город, от предвкушения встречи с которым наворачивались слезы на глаза обозников, входил в систему засечных крепостей для защиты Русского государства от набегов крымских и ногайских татар. Свое имя он унаследовал от древнего рязанского города, разрушенного во время нашествия Батыя. По Указу Царя и Великого князя Всея Руси Иоанна Васильевича, в 1568 году служилые люди из Пронска и Михайлова, под руководством воевод князей В. Курлятева и Б. Щепина-Серебряного-Оболенского, а также голов Г. Сидорова и Ю. Булгакова поставили на высоком мысу, образованным впадением речки Вязовни в Дон, острог, положив начало Донкову. Несколько лет спустя была построена деревянная крепость с башнями, с трех сторон укреплённая самой природой, а с четвертой - окопанная глубоким рвом, наполненном водой. Стены рва были укреплены высоким заостренным частоколом. На крутом земляном валу стояли дубовые стены, из засыпанных утрамбованной землей, поставленных впритык срубов “городен”, длиной 124 сажени, толщиной 1,5 и высотой 2 сажени, с четырьмя проезжими башнями. Внутри крепости находились воеводский двор, казенный двор, государственная житница, воеводский приказ, тюрьма для осадного времени и колодец 5 саженей глубиной. С башен и стен, покрытых шатровой тесовой кровлей, велось наблюдение за татарами, и отражались их нападения. На стенах лежали груды камней и бревен, которые сбрасывались при штурме на неприятеля. Из амбразур в частоколе заостренных бревен стен велась стрельба затинными пищалями, а из бойниц башен выглядывали стволы размещенных на лафетах полковых пушек. Потайной ход, оборудованный в одной из башен, вел к реке Дон.
У стен крепости расположились деревни Баловнево и Сурки, слобода Сторожевая, дворы и земли боярских детей, стрельцов, сторожевых казаков, пушкарей, воротников, плотников, кузнецов.
В стрелецкой слободе, вытянувшейся по обе стороны вдоль дороги на Коширу и Коломну, стоял и дом Лыкова. В ворота своего дома стрелец въехал не один. Следом за ним мужик-обозник завез на подводе так и не пришедшего в себя незнакомца. Встречавшая Лыкова супруга Арина Евдокимовна, худенькая опрятная женщина его же лет, с умным, грустным лицом, обняв мужа, подошла к телеге.
- Как наш сыночек! - схватившись за сердце, охнула она. - Что с ним?
Лыков рассказал.
- Ну, что вы стоите? Несите в комнатку моего Ванюши! - вытерев платочком выступившие слезы, приказала она обступившим телегу родственникам - братьям и племянникам Лыкова.
Не зря Лыков упрашивал Дружину Ерофеева не оставлять незнакомца в монастырском приюте. Уж очень похож был он на позднего и единственного их сына Ивана, погибшего в Литве, два года назад. С его смертью, веселая и цветущая Арина, как-то сразу сникла, ушла в себя и постарела. Страдания супруги не оставляли равнодушным и Лыкова.
Он переживал вместе с ней и надеялся, что время заглушит боль от потери сына. Но годы шли, а ничего не менялось. Поэтому он, как тонущий за соломинку, схватился за так поразившую его схожесть незнакомца с их сыном. Может он вернет к жизни Арину Евдокимовну, заживит вот уже два года не зарастающие душевные раны?
Родственники осторожно подняли с телеги незнакомца и под руководством хлопочущей возле Арины Евдокимовны понесли его в дом. Лыков, дождавшись выезда подводы, закрыл ворота. Сняв с седла аргамака мешок с подарками, купленными в Москве, он с чувством исполненного долга направился к открытой двери своего дома.
Надежды Лыкова сбылись. Арина Евдокимовна ожила. Ухаживая за незнакомцем, она целыми днями не отходила от его постели. Какими-то известными только ей способами, Арина Евдокимовна кормила бульонами не приходящего в сознание юношу, из лечебных трав готовила настои, меняла повязки на ране, держала в чистоте больного и постель. Тимофей не вмешивался. Это у нее, известной на весь стан потомственной повитухи, знахарки и целительницы, он научился тому, что смог применить после боя у переправы. Многое, из того, что она делала для больных, настоятель прихода церкви Успенья Богородицы отец Симеон считал колдовством. Арина Евдокимовна могла заговорить грыжу у младенца, молитвой остановить кровь, вылечить страшную и неизлечимую болезнь. Но с колдовством попу приходилось мириться. К Лыковым за помощью обращались даже бояре из Москвы, назначенные воеводами в украинные города.
В первые два дня у Лыковых побывали жители почти всех слободок. Слух о неизвестном разнесся по Донкову и его окрестностям почти одновременно с прибытием обоза. Каждый считал своим долгом, под каким-нибудь предлогом зайти к Лыковым. Арина Евдокимовна с порога выпроваживала любопытных гостей, но некоторым удалось одним глазком взглянуть на него. Все сходились во мнении, что незнакомец очень похож на сына Лыковых, но кто он на самом деле не знал никто.
Одному только человеку, разрешала Арина Евдокимовна остаться в избе, сестре Васьки Скурыдина, четырнадцатилетней Ксении. С двенадцати лет она у нее была добровольной помощницей. Жалела Арина Евдокимовна девчонку. То покормит, то какую-нибудь безделушку подарит. Ксенька с Васькой были сиротами. Отец сгинул в степи, мать умерла от чахотки. Пригрел сирот, вместе с наделом дядька, скряга и жмот, выборный боярский сын Левонтий Игумнов. Много от него натерпелись сироты. Кормил впроголодь, попрекал постоянно куском хлеба. Если бы не кормилица и верный старый слуга, не оставившие сирот, пошли бы по миру. Слава Богу, сейчас дела у них наладились. Ваське исполнилось пятнадцать, и он избавился от опеки дядьки. Его поверстали в ратники. Приехал Васька на смотр береговых войск в Новосиле, в отцовской броне, на добром аргамаке, с запасным конем, при сабле и саадаке, которые он, напросившись со сторожами, в степи у татарина добыл. А смотрел войско сам царь, Иоанн Васильевич. Удивился он! Все у юноши как положено. И сказал государь своему воеводе, Курлятеву, князю:
- Не было у меня еще таких справных новиков, запиши-ка князь молодца по высшему разряду!
Правда это или нет, но получил Васька земли 150 десятин, за Доном, на ногайской стороне в придачу к отцовым землям и жалованья 5 рублей. Дядька сразу к нему:
- Что ты с землей будешь делать? Отдай мне в аренду!
Васька отказался:
- Сам справлюсь!
И справится. Уже нашел хлебопашцев, которые согласны на льготе от Муромцова к Ваське, переехать.
Дядька новую гадость придумал:
- Пора Ксеньку замуж выдавать. Скоро 15 лет исполнится(27)! Товарищ Игумнова, окольничий из Москвы, богатый пятидесятилетний вдовец, на нее глаз положил. Да кто же сейчас девок замуж в такие годы выдает? И рожа у него кривая. Постыдился бы дите в жены
брать! А дядька одно:
- Я ее опекун! Девку никто спрашивать не будет! По закону до 15 лет замуж выдают! А после пятнадцати, дочерний прожиток за ней держаться не будет. Кому она без приданого будет нужна?
Не пойдет она за старого некрасивого вдовца! Был бы молодой да красивый, как этот юноша!
Так размышляла Арина Евдокимовна глядя на Ксеньку, склонившуюся над больным.
Через три дня, после появления незнакомца в доме стрельца, уход за больным и правильное лечение принесли свои первые плоды.
В тот день, утром, Ксюшка умывала больного согретой в печи теплой водой с настоем каких-то трав приготовленным Ариной Евдокимовной. Закончив утренний туалет, она вышла во двор, чтобы вылить грязную воду, а когда вернулась, впервые увидела широко открытые глаза больного.
- Как тебя зовут, девочка? - слабым голосом спросил он.
- Ксюша! - улыбнувшись, ответила она. Ей стало смешно, оттого, что юноша, почти
ее ровесник или чуть-чуть постарше, обратился к ней как взрослый человек к ребенку.
- Какая ты красивая Ксюша! - опять произнес он. Смущенная Ксенька, густо покраснев, прикрыла руками лицо.
Услышав разговор, к кровати подбежала из соседней комнаты Арина Евдокимовна. Склонившуюся над ним женщину, юноша спросил:
- Где я!
- Не волнуйся! - ласково успокоила его Арина Евдокимовна. - Ты у себя дома!