Откуда-то вышел на пространство перед крыльцом молодой крепкий парень в овчинном тулупе и заячьей шапке. Повернувшись лицом к хозяину и гостям, он поклонился им в пояс.
- Готов к медвежьему бою Игнашко? - громко спросил его Коробьин.
- Я всегда к этому делу готов боярин! - ответил парень.
- Ну, тогда начнем! - махнул рукой Коробьин.
С дальнего угла послышался лай собак, гнавших медведя из клетки. Боец скинул с себя тулуп, который подобрала прислуга. Кто-то передал ему рогатину. Спрятав ее за спиной, боец медленно пошел на медведя, гонимого к нему собаками. Медведь, увидев стоящего перед ним человека, остановился. Отвернув от человека голову в сторону, мишка казалось бы, решил повернуть назад. На самом деле он хитрил. Инстинктивно поняв, что человек гораздо опаснее собак, медведь перестал обращать внимания на них. Его маленькие пронзительные глазки зорко следили за тем, что делает охотник. Опытный Игнашко это тоже понял. Он застыл на месте, готовясь к атаке зверя. Зрители замерли в ожидании развязки. Андрей с интересом смотрел, на разворачивающийся перед ним поединок, не замечая, как, не обращая внимания на схватку, внимательно разглядывает его Коробьин.
Противостояние человека и зверя закончилась атакой последнего. Коротко и сильно рыча, медведь бросился на неподвижно стоящего врага. Еще несколько прыжков зверя и он растерзает молодца! Но когда расстояние между ними сократилось до двух шагов, Игнашко, сильно и резко ударил блестящим пером рогатины в пах медведя. Брызнула кровь. Медведь с распоротым животом то рвался к нему, то бил лапами по рогатине, пытаясь переломить ее. Из толпы выбежал помощник Игнашко, чтобы завершить дело ударом ножа под сердце, как случилось непоправимое, жердина рогатины, не выдержав веса туши зверя, с треском развалилась по середине. Медведь подмял под себя Игнашко, зацепил лапой его помощника. Люди оцепенели в смертельном ужасе. Первым, пришел в себя Андрей. Выхватив шпагу, он спрыгнул с крыльца. Двумя точными ударами под лопатку и в сердце юноша поразил зверя терзавшего Игнашку. Кровь полилась ручьем, медведь забился в судорогах. Окровавленного Игнашку вытащили из-под зверя. Он был жив. Взяв на руки, его понесли в одну из построек. Молодая женщина, очевидно жена бойца, со словами благодарности повисла на руке Андрея:
- Боярин! Век тебе будем благодарны!
Подошел к нему и почти протрезвевший Бухарин, лаконично похвалив:
- Ну, ты герой!
Коробьин ничего не сказал. Под громкие советы охотников, как поставить распорку в рот медведю, где подрезать жилы на лапах, чтобы содрать шкуру, хозяин и гости опять прошли в столовую. То ли от тепла, то ли от переживаний, за столом Бежецкому стало плохо. У него открылась рвота и его, с помощью слуг вывели в какое-то помещение. Юноша смутно помнил, как рвался и пил какое-то снадобье, которым его усердно потчевали слуги под руководством Коробьина. Андрей погрузился в темноту. Ему становилось все хуже. Он уже не чувствовал своего тела. Сознание покинуло его.
Коробьин молча разглядывал тело лежащего на полу врага. “Как все-таки жалок человек, - думал он, - вот, только что ходил, храбро бросался на медведя, был ему соперником, а теперь лежит бездыханный, обезображенный смертью, в грязи и рвоте, с кровавым потом на челе! Наконец-то он расправился с этим холопским отродьем!”. Насчет полной смерти Бежецкого Юрий не совсем был уверен. Конечно, он подготовил яд для него, в полном соответствии с рецептами Елисея Бомелия. Но Бежецкий, непривычный к вину, слишком долго рвался. Часть яда могла выйти вместе с рвотой. Поэтому лучше понаблюдать за ним!
Юрий вспомнил, как оказались в его руках все эти рецепты, дающие такую власть над людьми. Почти пять лет назад, медик Бомелий, до тех пор пользующийся неограниченным доверием Иоанна Васильевича, попал в опалу, уличенный в тайной связи с польским королем Баторием. Говорят, что родственники невинных, обреченных на смерть клеветой Бомелия, решили погубить его самого таким же образом. По анонимному доносу, Елисей Бомелий был арестован. При обыске, среди лечебных трав и порошков были найдены письма Батория, требующие от Бомелия отравить царя. Юрий, тогда был назначен участвовать в сыске по этому делу. Ночью, в пыточном подземелье, Елисей Бомелий, с ужасом глядя на то, как рядом на дыбе, рвутся жилы, подвергнутого пытке душегуба, чистосердечно рассказывал обо всем, о чем бы его ни просили. Вот тогда и стали смертельные рецепты голландца достоянием Коробьина. Искренность перед следствием не спасла доктора. Незадолго до бракосочетания царя на Марии Нагой, при огромном стечении народа, Бомелия сожгли на Красной площади.
Его мысли прервал скрип двери. Кутаясь в горностаевую душегрейку, в помещение вошла Ирина. Пламя свечи высветило следы слез на ее грустном лице.
- Сколько еще будешь ждать? - раздраженно произнесла она, взглянув на лежащее у ног мужа неподвижное тело.
- Пожалуй, все! - наклонившись к телу, ответил Юрий. - Он уже холодный!
- И куда его теперь? - поинтересовалась она.
- На санях по Владимирке вывезу за город и брошу в лесу. К утру, волки от него одни косточки оставят!
- А коня?
- И коня туда же. Жалко конечно, но к нам через день или два, кто-нибудь приедет от Бекманов, интересоваться, куда мы дели Бежецкого. Скажем, уехал! А куда? Домой естественно. Был очень пьян. Уговаривали остаться переночевать, но он не послушался!
- Какой дом? А если останки и одежду найдут за городом?
- А что, пьяные особо дорогу разбирают? Заплутал!
- Ой, зачем мы это все сделали? - всплакнув, произнесла Ирина. - Отдали бы ему эти проклятые деньги! А так, взяли грех на душу!
- Ты не знаешь, что говоришь, Ирина Никитична! - возмутился Коробьин. - Сколько стоят твои наряды? А украшения и драгоценности, которых, наверное, нет и у царицы? Во сколько содержание двора обходится? Нет этих денежек! К тому же у меня к нему собственный интерес есть! Не по праву имение и земли моих предков, принадлежали холопскому племени! Я всего лишь вернул их законным владельцам! Нам!
- Поступай, как знаешь! - недовольно буркнула супруга. - Только убери его отсюда поскорей! И шубу его не забудь!
Половинка растущей луны, выйдя из-за тучи, осветила заснеженную дорогу, виляющую среди мрачного черного леса, по которой резво бежала две лошади, одна из которых была запряжена в сани, а другая, привязанная к оглобле, трусила рядом. Возница, согнувшись, сидел на передке. Внезапно, где-то невдалеке послышался волчий вой.
- Тпру! - негромко крикнув и взяв поводья на себя, остановил возница лошадь. Он вылез из саней, и деловито отдернув рогожку, покрывавшую сани, скатил что-то с них в сугроб на обочину. Взяв под уздцы, свободного коня, он крепко привязал его к толстой ветке ближайшего дерева. Вой приближался. Среди деревьев уже замелькали волчьи тени. Торопливо развернув лошадку, возница хлестнул ее кнутом и на ходу, с возгласом “Пошла родимая!”, запрыгнул в набирающие скорость сани.
Волки, выскочившие на дорогу, не стали, преследовать ускользающую от них санную упряжку, тем более что добыча, в виде привязанного к дереву жеребца и лежащего на обочине тела человека, никуда от них уйти не могла. Собравшаяся вокруг лежащего навзничь человека стая, расступилась перед вожаком. “Большелобый” приготовился одним рывком оскаленных клыков порвать человеку глотку. Но чувство страха внезапно охватило его. Такое же, как и много лет назад, когда он маленьким волчонком наблюдал за тем, как в муках умирают его мать и отец, братья и сестры. Ему, самому слабому из выводка, не удалось напиться материнского молока, которое пахло тогда так же, как одежда и кожа этого человека сейчас. “Большелобому”, выползшему из логова повезло. Его подобрала другая волчья семья. С тех пор он на всю жизнь запомнил этот запах, который всегда несет с собой смерть. “Большелобый” повернул голову в сторону, храпящего от испуга жеребца. Стая поняла вожака и кинулась на скакуна. Очень быстро все было кончено.
Утром следующего дня, по этой же самой дороге, низкорослая лохматая лошадка непонятной масти медленно тащила за собой сани. На санях, впереди сидел мужик в овчинном тулупе, таком же колпаке и “клевал”, что называется носом. Глаза возницы периодически открывались, туманным взглядом контролируя дорогу. Сзади него, на сене лежал страшный груз, состоящий из сваленных в кучу окоченевших человеческих тел. Были среди них и одетые и голые, целые, как будто заснувшие и изуродованные страшными ранами. У места вчерашнего пиршества волков, на которое указывали окровавленный снег и остатки обглоданных костей, он резко остановил лошадь. Спрыгнув с саней, разглядывая следы на снегу, возница прошел к месту звериной трапезы.