– Вот такой нарост, – из кармана я достал и развернул еще один сверток, поднеся его вплотную к слушателям, – образуется на стенках нужников и в скотницах. Так вот, его надо оттуда соскоблить и принести мне. Куплю у вас его по цене десять ногат за пуд, – не долго думая, я установил расценки на до того неведомый всем товар.
– Поэтому наказываю вам, – продолжал я говорить, – все нужники людские и скотские в городке обшарьте, насобирайте селитры и через пять дней всё, что найдете, мне принесите, я куплю. Всё, исполняйте поручение! – последние слова я произнес, вскакивая при помощи самого расторопного конюшего Усташа на своего коня.
– А откель ты этот порошок с наростами взял, княжич? – десятник догнал меня на коне и при этом подозрительно так уставился, глядя прямо в глаза.
– На конюшне нашей нашел, – соврал я, не моргнув глазом. Хотя на самом деле, был грех, с людского нужника белые кристаллы срезал.
– Ты говоришь, огонь хочешь от этого порошка разжигать, а зачем тебе это надо, Изяславич? – продолжал допрос Твердислав.
– Думаю, – на миг я сделал вид, что задумался, – что для ратных дел может селитра сгодиться, к примеру, вражии лодии поджигать иль города на копье брать. Над этим стоит подумать, а там видно будет!
Десятник замолчал, но продолжал поглядывать на меня весьма скептически.
«Как пить дать князю доложит!» – подумал я, оценив кидаемые на меня взгляды.
Тем временем, пребывая в задумчивости, вся кавалькада подъехала к княжьему подворью. Воротная стража князя, наблюдавшая за приближением княжича, еще издали с надсадным скрипом открыла перед наследником ворота.
Не дожидаясь остальных, соскочив с коня, я поднялся по крутой лестнице и направился в свою часть хором. Хотелось переодеться и отправиться ужинать. Однако толком даже не успел помыться, так как в комнату приперся боярин Воибор; слегка склонив в поклоне голову, он прошамкал своим беззубым ртом:
– Княжич, батюшка князь тебя к себе зовет.
«Твердила уже успел князю стукануть!» – я сразу понял причину отцовского интереса к своей персоне.
– Пошли, боярин, – я понуро потащился за разодетым в бобровую шубу боярином.
В пути задавался вопросом: почему я все-таки решился так поспешить, рискуя выставить себя не в лучшем свете? И ответ был – до пришествия монголов оставалось всего несколько лет. Поэтому если сейчас не организовать производство селитры, которая зреет в буртах не меньше двух-трех лет, то потом окажется поздно, и купить селитру вряд ли где получится – ее азиатские природные месторождения уже сейчас частично под монголами. В Европе же ситуация с селитрой не лучше, чем на Руси, хотя вру, там, в гористых районах, должно быть много пещер с естественными отложениями данного вещества.
Не прошло и минуты, как я оказался в уже знакомой просторной светлице, что занимал Изяслав Мстиславич. Хоть и называлась это комната светлицей, но, на мой взгляд, была она не такая уж и светлая. Маленькие, заставленные цветными непрозрачными стеклами оконца плохо пропускали дневной свет.
При появлении наследника Изяслав Мстиславич озадаченно уставился на него.
– Садись, – князь указал на стоящую вдоль стены широкую лавку. Изяслав Мстиславич после известия, сообщенного ему Твердиславом, думал лишь об одном, уж не сошел ли его сын с ума.
Я покорно и беззвучно приземлился на указанное место.
– Это какое, сыне, баловство ты вздумал с говном учинять? – испуганно округлив глаза, спросил Изяслав Мстиславич.
– Этот порошок, – я показал захваченную с собой селитру, – образуется около компостных ям, скотных дворов и людских нужников. Вот с этим порошком я хочу опыты поставить…
– Да рассказал мне уже Твердислав, но что-то мне не верится, что эта дрянь навозная гореть будет.
С этими словами Изяслав Мстиславич выхватил из моих рук платок с селитрой и ссыпал ее в первую попавшуюся глиняную посудину. Поднес горящую лучину, и тут же яркая вспышка осветило лицо князя, правда, только на доли секунды, тут же погаснув. Князь был приятно удивлен, скорее не тем, что порошок загорелся, а из-за того, что его сын все-таки в юродство не впал. Действительно, этот белый порошок прекрасно горел, во что Изяслав Мстиславич еще минуту назад не верил. Чуть успокоившись от увиденного файер-шоу, он сказал:
– Горит-то твой «навозный снег» хорошо, – вот так легкой руки (или языка?) Изяслава Мстиславича селитра переименовалась в «навозный снег», – да только быстро очень! Им и запалить ничего не успеешь, так что, сыне, зряшная эта твоя выдумка.
Почуявший перемену в настроении отца, словно акула в океане, взявшая кровавый след, я принялся дожимать князя: