— Васька! Пойдем! Нельзя тебе умирать! — уговаривал он, пытаясь стащить с места стоящего, неподвижно, как вкопанный в землю столб, друга. Мурза, наблюдая, за безуспешными попытками Андрея, уже подумывал над тем, чтобы изменить свое решение, как что-то перевернулось в душе Васьки. Самоотверженная ложь друга заставила его изменить свое решение. Скупая слеза скользнула по его щеке:
— Прости Андрей! Конечно, нельзя! — наконец произнес он. Поддерживая друг друга, они вернулись в колонну пленных.
— Зачем ты солгал? — спросил Васька, как только колонна двинулась. — Я рядовой воин! Рано или поздно татары узнают об обмане. Мурза не простит тебе этого!
— Зато ты жив! Что-нибудь придумаем! — улыбаясь, отвечал ему княжич. — У нас еще будет время!
Бредя в толпе, Скурыдин с уважением смотрел на идущего рядом друга. Ему было стыдно за себя. Хрупкий Андрей не сломался и выстоял. А он, крепкий и сильный, опустил руки и раскис! С самого того дня, когда они оказались в лапах этих хищников. Кто из них, мог знать, что избушка, в которой они нашли приют, давно находится под наблюдением татарских разведчиков. Наверное, все бы обошлось, и татары не решились напасть на вооруженных казаков. Но те, перед уходом в войско Ермака, решили на несколько дней отлучиться. Одни, проститься с друзьями и погулять напоследок, другие перепрятать свои сокровища. Друзьям путь в Донков был заказан. Их там искали. Поэтому они остались в избушке одни. Этим и воспользовались татары. Ночью они подожгли избушку, и схватили одурманенных дымом друзей. Скурыдин был вне себя от ярости, но инстинкт самосохранения обостренный страхом смерти, принуждал его брести в этой толпе, направляемой ударами нагаек, все больше удаляя от родных мест. Постепенно, безысходность положения, притупила чувства и он, устав от скотского существования, решил умереть. Юноша был не первым, кто принял такое решение. Неделю назад, один из них бросился с голыми руками на конвоира, но обессиленный от полуголодного существования, был легко отброшен им в сторону и хладнокровно зарублен саблей на глазах у всех. Теперь же, вспоминая, как бесстрашно вел себя княжич, спасая его, Скурыдин пришел к выводу, что как человек, несмотря на весь ужас положения, он должен надеяться на лучшее и бороться за это до последнего вздоха.
На тридцатые сутки, колонна вышла к морю. Несмотря на осень, солнце во всю пекло, изнуряя людей жаждой и сводя с ума блеском не пригодной для питья морской воды и покрытого солончаками берега. Еще через сутки, пленники увидели крепостные стены, словно выросшие из поверхности моря. Они тянулись до самого горизонта, перекрывая колонне путь дальше. Это была крепость Ор-Капу[47]. Она протянулась от Сиваша до Киркинитского залива. Мощная стена, высотой семь саженей и толщиной полторы сажени соединяла семь башен, перегораживая перекопский перешеек, узкую полосу суши, к которой с одной стороны подступали заливы Черного, а с другой — Азовского морей. Перед стеной, штурмующих крепость, встречало серьезное препятствие, облицованный камнем глубокий ров, наполненный водой и земляная насыпь. Неприятельские воины, взобравшись на нее, становились легкой мишенью для татарских стрел. Внутри крепости располагались дома немногочисленных жителей, казармы гарнизона состоящего из трех-пяти тысяч татар и пяти-семи тысяч янычар. Под стенами крепости находились подземелья в которых томились пленники — их использовали на работах по ремонту крепости. В центре крепости возвышалась резиденция ор-бея — начальника гарнизона. За первой башней, ближайшей к Сивашу, к которой вышел отряд Асан-мурзы, за перекинутым через ров мостом, располагались ворота, через которые проходили в Крым торговцы, послы, различный странствующий люд. Для того чтобы ступить на крымскую землю, необходима была санкция ор-бея[48]. Разрешение давалось отнюдь не бесплатно и поэтому, на обширной площади у ворот всегда располагался целый табор ждущих — иногда их ожидание длилось месяцами.
На эту площадь и свернула колонна Асан — мурзы. Здесь, должен был произойти раздел добычи, ясыря, скота и имущества. Ногайцам, в Крыму делать было нечего.
Андрей и Васька, по команде надсмотрщика остановиться, не задумываясь, упали на землю. Разбитые ноги гудели, а тело разрывалось на части от усталости.
— Что дальше? — отлежавшись, произнес вслух, заданный себе вопрос, Васька.
— Все! Скотину пригнали на место! Кроме скотской жизни парень, больше уже ничего не будет! И то у вас! А я, прямо к своей смертушке пришел! — тихим жалобным голосом ответил ему, сидящий рядом седой старик, рязанский крестьянин Никита Латышев, сын Иванов.