Я вежливо улыбался воодушевленным очередной победой подданным и, благодарно кивая в ответ на личные похвалы, выбрался на улицу.
Легкая прохлада немного облегчала жгучую боль от ожогов, но самое главное, успокаивала разум. Непростой денек начался не так как я планировал, да и закончится, похоже, не лучше.
Убедить князя Соколова дать мне больше свободы будет непросто. Конечно, можно сбежать, но, если честно, я до последнего надеюсь, что до этого не дойдет.
Все же статус и ресурсы наследного княжича аристократического рода оказались хорошим подспорьем на этой планете. Без этого на адаптацию в неизвестном мне мире я бы затратил куда больше пяти лет, особенно учитывая, что я изначально попал в тело тринадцатилетнего ребенка.
Да и к членам рода Соколовых я эмоционально привязался за эти пять лет. В Цитадели бы меня за эту слабость отстранили от полевой работы лет на десять, сослав перевоспитываться на Гектум.
Человеческие чувства — это высшая слабость Ловца и за каждым ее проявлением следят особенно строго. Ведь из всех служителей Цитадели только мы, Ловцы, генетически куда ближе к людям, чем к Эфириалам.
— Доброго дня, княжич, — вежливо кивнул мой личный водитель.
— Привет, Витя, — махнул я рукой, — я ведь дал тебе выходной. Разве не сегодня премьера в театре, на которую так хотела твоя жена?
На вечер у меня были планы на пограничной заставе, а в неодобренные Зверевой вылазки я предпочитал выбираться без лишних глаз. Иначе моя телохранительница из всех свидетелей потом всю душу вытрясет, а верных мне людей я старался беречь.
— Приказ князя, Артемий Сергеевич, — чуть потупил взгляд жилистый рыжеволосый водитель, — не извольте беспокоиться, билеты в театр я уже поменял, а Люда все понимает.
Я пропустил мимо ушей обращение по отчеству. Витя один из немногих в моем окружении подданных, кто в личных беседах мог называть меня по привычному имени Артем. К тому же подобная маленькая привилегия добавляла лояльности от людей, которых я мог назвать своими.
— Сообщишь новые даты спектакля моей надзирательнице, с меня столик в лучшем ресторане и подходящее платье в качестве извинений Людмиле, — ответил я, подходя ближе к открытой двери бронированного седана с родовыми номерами Соколовых.
— Благодарю, княжич, — обрадовался Витя и извиняясь скосил глаза вглубь салона автомобиля.
Будто бы это его вина, что пустил разъяренную Звереву в мою машину. С этой сумасбродной особой и отец-то едва справляется. Куда уж моему личному водителю.
— И вот еще, Витя, — добавил я, забравшись внутрь седана наполовину, — будь добр, довези нас побыстрей.
— Разумеется, Артемий Сергеевич, — понимающе улыбнулся мой водитель, — будет сделано в лучшем виде.
Дверь мягко захлопнулась за моей спиной, и я повернул голову направо.
Скрестив стройные ножки на высоких каблуках, рядом со мной сидела высокая блондинка. Ее волосы были сплетены сложной прической с косой челкой, нависающей над дикими янтарными глазами. Если не встречаться с ними взглядом и не обращать внимания на хищный оскал, который сама Зверева считала улыбкой, можно даже назвать ее личико миловидным.
Каплевидные золотые сережки, идеально подобранные под цвет глаз, бликовали на солнце, а изящная длинная шея была украшена массивным кулоном, уходящим вглубь широкого декольте белой блузки.
Строгие черные брюки плотно обтягивали спортивную фигуру Зверевой, которая олицетворяла горячую сексуальность и одновременно с этим пробуждала животный страх.
Будучи одним из трех личных телохранителей рода Соколовых, Зверева голыми руками могла расправиться с десятком наших лучших дружинников. И в этом ей бы не помешал ни маникюр, ни каблуки, ни типично откровенная форма одежды, едва скрывающая третий размер груди.
Анна Руслановна Зверева знала цену своей красоте и силе, ничуть не стесняясь их демонстрировать.
На мое появление девушка показательно не обратила никакого внимания, с серьезным лицом продолжая работать с ноутбуком.
— Рано выстрелила, — заговорил я первым, едва машина тронулась с места.
— Тхаг бы убил себя, — не поворачивая головы, холодно парировала Зверева, — мое действие не противоречило ни твоему нелепому приказу, ни обозначенной цели захватить пленника.
— Так он все равно себя убил, — пожал я плечами и приоткрыл окно, запуская потоки прохладного воздуха внутрь салона.