По сути, рядом со мной сидел какой-то могучий тип. Даже если он может применить десять процентов от всех хистов людей, которых убил — это… Просто невиданная мощь попросту из-за своего разнообразия.
— К тому же, — продолжил кощей. — Я бы сам тоже очень хотел, к примеру, выращивать цветочки и все такое. Но мой хист требует смертей. И я вынужден ему их дарить. Благо, на службе у князя часто приходится выполнять грязную работу.
Ну все, Мотя, разлетелись твои розовые очки стеклами вовнутрь. Или ты и правда думал, что тут все такие белые и пушистые?
— Почему вы мне все это рассказали?
— Ты мне нравишься. Я, правда, слышал о тебе совсем немного. Но вот по повадкам, по манере держать свое слово и поведению, ты правда мне нравишься. К тому же, те кто должен, они и так знают все о моем хисте. А те, кто не знают, попросту не поверят тебе.
Он рассмеялся каким-то странным, точно чужим смехом. Нет, не скажу, что я за это время так невероятно хорошо узнал Ткача. Но сейчас из него словно прорвалась другая личность. Даже взгляд как-то изменился.
Правда, все это закончилось за считанные секунды. После чего Ткач снова успокоился, уставившись в окно. Так мы и доехали до самого города, даже не думая нарушить чарующее молчание.
У меня было множество мыслей и желаний. К примеру, уехать в глушь, в Саратов, как писалось в какой-то книжке. В смысле, сбежать от всех этих рубежников и смертей, которые в последнее время будто преследовали меня. Вот только создавалось ощущение, что этот мир Мотю уже точно не отпустит. Слишком уж крепко он схватил меня, врос корнями. Да и от себя не убежишь.
Но и становиться очередной рубежной мразью не хотелось. Проще говоря, я попал в классическую ловушку, когда бытие должно было определять сознание, а ты противился этому всеми фибрами души. Эх, кто бы в школе говорил, что взрослая жизнь отстой? Я бы чаще на второй год оставался.
С ранеными мы поступили достаточно просто. Подкатили аккурат ко входу в Подворье и Ткач, словно ему это ничего не стоило, одновременно взвалил себе на плечи двух тетенек. Спасенную жену Вранового и Травницу, которая этого рубежника очень сильно хотела убить.
Наталью было решено везти в чужанскую больницу. Ткач каким-то образом определил, что ей ничего не угрожает. Поэтому вмешательство рубежников излишне. Даже несмотря на то, что она являлась приспешницей Инги.
В больнице Ткач отсутствовал дольше. Я начал волноваться, может, что-то пошло не так. Оно и понятно, мужик приносит девушку с частью дерева в теле и просит чуток подлечить. Но нет, вернулся Ткач в таком же прекрасном расположении духа, как и уходил. Вообще, создавалось ощущение, что он никогда не испытывал негативных эмоций. И убивал, и шутил, и сетовал с одним и тем же выражением лица. Просто какой-то театр имени Данилы Козловского.
— Повезли на операцию, но все будет хорошо, — сказал он, явно не собираясь садиться обратно в машину. И не скажу, что я этим обстоятельством был чрезвычайно огорчен.
— Откуда вы знаете, что все будет хорошо?
— Я промотивировал врача.
Сказал он это опять с легкой полуулыбкой, но мне стало не по себе. Ткач меж тем протянул бумажку с номером телефона и именем.
— Позвонишь через несколько часов, спросишь, что и как. Если тебе будет, конечно, интересно.
Я кивнул. Что позвоню, это точно, спрошу у врача, что и как. Только сомневаюсь, что Наталья будет рада моему участью. Но и бог с ней.
— Что теперь со мной станет? — спросил я.
— Не знаю, — не прекращал улыбаться Ткач. — Отдохни, вкусно поешь, выспись. А потом посмотрим. Если ты понадобишься воеводе, он тебя вызовет.
Я тяжело вздохнул. Такое ощущение, что мое ослушание не пройдет просто так. Жалел ли я, что поступил подобным образом? Нет. Если была возможность все изменить, то черта бы с два я сделал по-другому. Но вот еще одна гадость взрослой жизни — за все принятые решения приходится нести ответственность.
На прощанье я лишь коротко кивнул и тронулся с места. До дома добрался быстро, впервые за все время не опасаясь, что кто-то может мне навредить. Хотя вроде как где-то на свободе еще бегал перевертыш. Правда, Инга сказала, что он после произошедшего навострит лыжи.
Домой я вошел, словно только что смену на заводе отработал, потом разгрузил в одиночку фуру, а затем предавался всю ночь плотским утехам. И это при том, что совсем недавно рубец получил. Странное ощущение подавленности, одним словом.