Воодушевление молодежи перешло и на других. Решено было не входить в переговоры с князьями и бороться с ними до последней силы.
А вражьи рати не спешили к Новгороду, и это еще более воодушевило горожан. Послышались шутки, насмешки над мешкотными князьями. Упавшие было духом Новгородцы воодушевились и смело приготовились встретить врага. Сторожевые посты были расставлены везде у ворот. Ночью горели вокруг города костры.
— Мы им покажем, как насильно приходить к нам княжить! Забудут дорогу к Новгороду! — бахвалилась молодежь.
Только старики видели опасность и задумывались о судьбе родного города. Осилят враги и не дадут пощады, жестоко накажут за сопротивленье. Вернее было бы войти в переговоры и поторговаться.
Ярослав тоже понимал хорошо, что только счастье может помочь ему побороть врагов сильных и остаться княжить в Новгороде. Задумчиво сидел князь в своей горнице, а близ него стоял любимый отрок Григорий, ожидая приказаний.
Изворотливый советник князя боярин Матура оставался в Твери. Новгородским боярам Ярослав не мог вполне верить: не о князе, а о себе они больше думают и скорехонько перекинутся на сторону Василия.
«Не надо бы мне склоняться на просьбы новгородцев, — думал князь, — оставаться в Твери было бы лучше».
— Что, соскучился небось, Григорий, по Тверской стороне? — громко спросил отрока князь.
— С тобой, князь, мне нигде не скучно, — отозвался Григорий.
— Знаю, Григорий, что ты меня любишь и никогда не покинешь! А в Твери-то у нас все же лучше, чем здесь.
— Так уедем туда, княже, — несмело проговорил юноша.
— Ехать! Что тогда новгородцы про меня скажут?
— И без тебя, княже, обойдутся! Опять под руку князя Василия станут.
Слова отрока вполне отвечали собственным мыслям князя. Не по душе ему была ссора с родным братом и с племянником, не по душе была и жизнь в Новгороде Вольном. Не так легко и просто забрать в руки новгородцев, как он прежде легкомысленно думал, а покоряться им во всем и совсем нет охоты.
Пришли на память князю и дети в татарском полоне, и больно ему стало, что он до сих пор почти ничего не сделал, чтоб разыскать и вызволить их. И потянуло его снова в Тверь родную, подальше от новгородцев, на которых нельзя положиться. Нерешительно, будто боясь своей мысли, князь проговорил тихо:
— Уйдем, Григорий, к себе в Тверь!
Отрок встрепенулся.
— Доброе дело ты надумал, княже! У нас-то дома лучше!
— А как уйти? Ворота заперты, везде стража, костры горят… — будто сам себе говорит тихо князь.
— Не бойся, господин, покажу тебе дорогу, где никто нас не приметит.
— Стыдно, Григорий: что новгородцы обо мне скажут?..
— Что скажут, не знаю, а что сделают, вот это знаю: примут к себе князя Василия! Тут и конец будет всей этой сваре!..
— Как только стемнеет, приготовь коней, Григорий!.. — решительно сказал князь.
— Все будет приготовлено, как ты повелишь!
С души Ярослава спало тяжелое бремя, легко ему стало. Вольный Новгород, борьба с родным братом — все забыто, как будто ничего этого и не бывало. В мыслях своих их князь летел теперь уже в Тверь к покинутым горожанам, в Орду к детям. Новые планы роились в его голове.
Только что ночь спустилась на землю, Ярослав с отроком вышли из княжеских хором, подошли к стене, выходившей на реку Волхов.
— Тут есть малый проход, княже, мало кто про него знает, — сказал Григорий и отодвинул бревенчатый прорез.
На берегу Волхова ожидали их кони, и скоро князь С Григорием были уж на дороге в родную Тверь.
IX
Быстро мчались князь с отроком, а темная ночь заметала их следы.
Ехали молча. В голове Ярослава живо вставали одна за другой картины его годичного княжения в Новгороде. Как ни раскидывал князь умом, а все приходил к одному, что настоящее бегство являлось единственным исходом из всех затруднений.
Борьба новгородских партий, из которых только одна, меньшая, могла его поддерживать, появление брата Александра с войском, увеличить которое последний мог всегда татарами, — все говорило, что нельзя было Ярославу оставаться дольше в Новгороде.
Он слегка остановил разгорячившегося коня и поехал шагом.
— Как ты думаешь, Григорий, скоро нас хватятся?
— Да не раньше как под рассвет, утром: кто же может подумать, княже, что ты покинул Новгород?
Хоть и рад был Ярослав, что покинул Новгород, но ему в эту минуту сделалось больно. Обидное чувство досады, что новгородцы назовут его трусом, словно обожгло его, и князь порывисто дернул повод коня и бешено поскакал вперед.