— Ишь ты, боярин, какой затейливый: спасибо тебе, что между другими делами не забыл и об этом.
— Поедем туда, княже, сам посмотришь.
И оба всадника спустились на ледяной покров реки.
Остатки старинного сруба бывшего детинца, надрубленные новыми бревнами, весело выглядывали среди густых елей.
Заметив приближающихся князя с Матурой, служилые отроки выбежали им навстречу.
— Да ты их сюда много перевел, — весело проговорил Ярослав, — вот Анкиндин, Симеон, Борис, Ростислав…
— Все тебе, милостивец князь, готовы послужить с радостью, ловчею охотой тебя потешить, — вкрадчиво отозвался Матура.
Старый боярин хорошо знал нрав князя и, желая ему добра, старался отвлечь его от всяких распрей с соседями то трудами на пользу княжества, то охотою, столь любимою князем.
Матура понимал своим чутким умом, какая опасность представлялась для не окрепшего еще княжества от легкомыслия Ярослава, охотно бросавшегося в раздоры с князьями.
Боярин угадывал, что, выручив своих детей из татарского полона, князь снова, пожалуй, заскучает и опять начнет вмешиваться в междоусобные раздоры. Способ отвлечь его от этих опасных раздоров он и придумал в ловецкой охоте.
— Хорошо ты все уладил, боярин, только одно забыл. С недоумением посмотрел Матура на князя.
— Кажись, все приготовлено!
— Ан нет, здесь у детинца какой же лов, а дальше никакого приюта ни для отроков, ни для ловчих моих не поставлено!
— Поедем, княже, по ловчему пути, — обрадованным голосом сказал Матура, — сам увидишь.
И они поскакали дальше, вдоль реки Тверцы.
— Вот, княже, меня укорил, а я так все помню.
И Матура указал на несколько небольших домиков, выстроенных на берегу.
— А вот и слободка твоего ловчего пути, где ты можешь всю заправу с ловчими сделать, прежде чем пойти на лов.
— Прости, Матура, незанарок поклепал на тебя, — промолвил князь, — вижу, что ты обо всем позаботился.
За слободкой начинался густой сосновый бор.
— Все у тебя, княже, будет под рукою: и сохатые здесь не переводятся, и туров не мало, а медведи так те даже и белого дня не боятся!
— Чего же медлить, Матура? О завтра день и вели приготовиться ловчим.
— В твоей воле, господине княже, коли изволишь, все будет сделано.
Всадники повернули коней и отправились восвояси.
Некоторое время они ехали молча, но Матура решил про себя, что надо воспользоваться благоприятной минутой, и первый прервал молчание:
— Все, кажись, теперь попривел ты в порядок, княже: с соседями в мире состоишь, Тверскую землю укрепляешь, детей своих из неволи вызволил, а вот про одно и забыл…
С изумлением взглянул Ярослав на боярина.
— А ну, про что? — добродушно спросил он его. — Мне что-то невдомек.
Не сразу ответил хитрый Матура.
— Что ж замолчал, сказывай! — нетерпеливо промолвил Ярослав.
— Боюсь, чтобы не прогневать твою милость.
— Сказывай, не бойся ничего.
— Видишь, дело-то какое, княже, — нерешительно заговорил боярин, — шестой год после покойной-то княгини твоей вдоветь изволишь, непригоже, княже, тебе вдовому оставаться.
— А! Ты вот о чем, — улыбнулся Ярослав.
— Княжичи и княжна малолетки, кто за сиротами-то присмотрит, коли родимой матушки нет?.. — продолжал Матура.
— Что ж ты, боярин, женить меня хочешь?
— Не я один, княже, вся Тверь так говорит: бояре, гости, выборные люди — все хотят молить тебя, чтобы ты вступил в брак вторично!
— Довольно, Матура, оставь эти речи! — с досадой проговорил князь. — В моей воле и вдовство, и женитьба.
— Как ты изволишь пожелать, милостивец княже, так и поступай! Где уж мне, худородному, указывать!..
В тоне его ответа звучала обида.
— Ну, полно, боярин, не сердись, я не желал тебя обидеть.
— Твоя воля, княже, не смею я и слова супротив тебя промолвить.
— Поедем-ка скорее, чтоб к ужину не запоздать, — сказал князь, стараясь замять неприятный разговор.
Они ехали молча. Безмолвие бора нарушалось только топотом коней.
Сидя за ужином, Ярослав хотел вызвать на разговор Матуру, но тот упорно отмалчивался.
Хитрый боярин знал, что его молчание тягостно для князя и что тот в другой раз будет поспокойнее слушать советы боярина о женитьбе.
XIV
Ярко горела на небе утренняя звезда. Ночную темноту не тревожил еще слабый луч рассвета, когда перед княжескими хоромами уж были приготовлены для князя и его любимого отрока кони. Будить Ярослава не пришлось, он сам проснулся и, быстро одевшись, поспешно вышел на крыльцо.