(февраль 1184-го года)
...- И тело напрягает, и ум в праздности не оставляет, - говорил Людота о своем ремесле, и Роман все чаще соглашался с наставником. Цивилизованный жирок с него давно сошел, сделав мускулатуру сухой и рельефной, плечи и грудь налились силой. Еще бы - помаши-ка целый день тяжелым кием-молотом без всяких скидок на малолетство!
Хитростей, приемов разных и заветных секретов в деле кузнечном столько, что успевай перенимать от мастера, а если умом нерасторопен, то так и останешься в подмастерьях. Но Роману это не грозило - за срок ученичества он уже многое умел, еще больше понимал и постоянно приставал к Людоте с расспросами и просьбами доверить более сложную работу.
- Не торопись, - посмеивался Людота. - Все своим чередом. Сила в руках есть, голова на плечах и глаз у тебя верный. Но ум и сноровка должны в руки перейти, а это быстро не случается.
Основами ремесла Роман овладел еще до разговора с посадником, теперь же Людота учил его настоящему мастерству. Кузнец секретов не таил, но передавал их неспешно.
- Хочешь мечи булатные ковать, да брони* надежные - научись сначала гвозди делать, - говорил Людота. - Потом подковы, лопаты, серпы. А уж потом... ухваты для баб.
Когда дело получалось, железо об железо пело радостно, настраивая на веселый лад.
- Зря смеешься, - с шутливой серьезностью упрекал Романа мастер. - Ухват - вещь зело полезная. Хоть у Марфы спроси: А если без смеха, каждая вещь, пусть самая незатейливая, из-под рук твоих выходить должна ладная да крепкая. Иначе меч, сабля, панцирь ли кольчатый* тебе не дадутся.
По понятиям Людоты и череды его предков-кузнецов, каждый металлический предмет, еще не будучи выкован, имеет свою душу. И чтобы извлечь эту вещь из куска железа - будь то гвоздь или меч - надо, чтобы душа кузнеца была сильнее и выше души этого предмета во столько же крат, во сколько Бог выше созданного им человека. Другими словами - человек должен становиться немного богом. Но не всякому дано быть богом мечей...
:Зимний день короток.
- Старики бают*, - усмехнулся Людота, отрываясь от работы, - первый кузнец во времена изначальные выковал оружие для бога Перуна, и тем оружием бог победил змея Велеса. В награду за помощь всем кузнецам дано больше, чем прочим людям.
Вышли во двор - после кузнечного смрада задышалось легко.
- Опричь* того бают, - продолжил мастер, - что все кузнецы, померев, обязательно в рай попадают. Потому что и там работы кузнечной много.
Протоптанной дорожкой прошли через заснеженное репище - кузня стояла в самом его конце над обрывом. На столбах надежной изгороди - от зверя дикого и человека лихого - красовались коровьи и лошадиные черепа: по дедовской традиции они оберегали от нечисти всякой, что страшнее любого татя*.
- А уж кто кузнец, а кто нет - там решат, - Людота показал рукой на темнеющее небо. - Так что, Ромша, становись кузнецом настоящим - не пожалеешь.
Подошли к избе.
- Мать! - крикнул Людота со двора. - Кузнецы злые и голодные пришли.
- Поможем беде вашей, батюшка, - отозвалась Марфа из-за приоткрытой двери.
Пахнуло жилым избяным духом, - таким же, как в доме прадеда, в деревне Бегоще, что под Рыльском, куда Романа возили маленьким. Дочки-близняшки со смехом повисли с двух сторон на отце. Звякнула щеколда калитки и румяный с мороза Никишка ввалился в избу вместе с ледункой*, на которой весь день катался с горы.
- Снег-то стряхни в сенях, - прикрикнула на него Марфа.
Людота прочитал вслух короткую молитву, которую все повторили за ним. Степенно перекрестившись на иконы, расположились за столом. Даже девчонки-хохотушки притихли - с малолетства приучены, что стол - Божья ладонь, а гневить Бога нельзя.
Хозяин от круглого ароматного хлеба отрезал каждому по куску: три больших и три маленьких. Ужинали пшенной кашей, поочередно запуская ложки в горячий чугунок. Вкусно, с маслицем коровьим - пост уже позади. Запили ягодным киселем.
- Еще хотим киселька, - дружно попросили сестренки.
Отужинав, Роман переоделся в свежую рубаху и стал натягивать сапоги.
- Далеко ли собрался? - забеспокоилась хозяйка. - Ночь на дворе.
- Алешка Шалыга* на посиделки звал, - отметил Роман.
- Знаю я твоего Алешку - опять с кем ни-то в драку полезет, хоть и хилый, а тебя втягивать будет, - ворчала Марфа.
- Пусть идет, - усмехнулся Людота. - А намнут бока - только на пользу.
Людота вышел за Романом в сени и вполголоса продолжил:
- Ты на рожон*-то не лезь. Нелюб обиду долго не забудет. Неровен час - лихих людей подошлет.
И сняв с гвоздя, кузнец сунул Роману за отворот полушубка увесистый кистень*.
- Так-то вернее.
Две белокурые головенки сестер выглянули из избы в сени:
- А баснь* обещался рассказать, Ромша. Про Красную Шапочку, про Колобка, да про снежную королеву.
Роман часто баловал девчонок сказками из своего времени.
- А про лесовика мохнатого не рассказать? - Людота увлек дочек за собой в хату:
После поединка в детинце Роман стал местной знаменитостью - кулачную сноровку здесь ценили. Да и соперник его Нелюб всем уже изрядно надоел своей наглостью и спесью. За заслуги отца, всеми уважаемого воина, погибшего в битве в прошлом году, Нелюба взяли в детские*. Обучали воинскому ремеслу, готовили в дружинники. Но к учебе он был не охоч - видно, и здесь на наглость полагался.
- Теперь Срезень житья ему не даст, загоняет уроками воинскими, - радовался Алешка Шалыга, много натерпевшийся от кулаков Нелюба. - А то и вовсе из детских изринет.
Срезень - тот самый, что отобрал у Нелюба нож и воинский пояс - был старшиной курской дружины. Он отвечал перед князем за ее боевое состояние: за подбор новых гридней*, обучение и воспитание молодежи, соблюдение воинских традиций и за много чего другого.
- Не воевода, а старшина, - объяснял Людота. - Воевода в ратное время верховодит, а старшина воинский каждый день.
Тот, кто "кормит с конца копья", - Роман вспомнил фразу из "Слова о полку Игореве".
- Уж он-то много чего рассказать бы мог, - продолжал Людота. - Да вот на словеса больно скуп:
...Возвращались с посиделок поздно - завтра воскресенье и можно поспать подольше. Всех девок по домам развели в целости и сохранности и теперь шли вдвоем с Алешкой, весело пересмеиваясь, вспоминая разное из минувшего вечера. Снег морозно поскрипывал под ногами, нарушая ночную тишину. Худого ниоткуда не ждали, потому-то, наверное, и не почуяли чужих шагов.
Алешка запнулся на полуслове, охнул негромко, и когда Роман обернулся, то увидел, что его товарищ падает, схватившись за голову, а над ним самим уже занесен то ли топор, то ли дубинка - в темноте не разберешь. От удара Роман увернулся, еще не понимая толком, что происходит - тело соображало быстрее разума. Но в следующее мгновение стало ясно, что дело нешуточное.