— Вдругъ нельзя, Арина Васильевна.
— Конечно нельзя. Наука трудная, но потрудитесь — до всего дойти можно. Предъ вами года и года. Просите у Бога мудрости и малодушество откиньте.
— Это въ будущемъ, а теперь я въ тискахъ, сказала Анюта. — Надо строиться, надо въ городѣ себѣ домъ купить, а денегъ нѣтъ.
— Денегъ нѣтъ? Какъ нѣтъ?
— Капиталы есть, но ихъ не выдаютъ. Я еще несовершеннолѣтняя. Не знаю что дѣлать.
— Доходы у васъ большіе, сказала старушка, — на доходы стройтесь.
— Нынче бездоходный годъ, сказала Анюта смущаясь. — Говорятъ неурожайный.
— Все же отъ такого богатства доходы есть.
Анюта молчала, колебалась, наконецъ рѣшилась и сказала:
— Доходы конечно есть, но если строиться, то я не могу на зиму въ Москву пріѣхать.
— Ну что жь? Не бѣда. Останьтесь въ деревнѣ.
— Это легко сказать, выговорила Анюта. — Мнѣ смерть не хочется. Я думала совсѣмъ другимъ образомъ прожить эту зиму.
— Какъ же другимъ образомъ?
— Пріѣхать сюда, повеселиться въ волю, пожить въ свое удовольствіе, посмотрѣть какъ другіе живутъ и тѣшатся — вѣдь я еще ничего не видала, все въ классной сидѣла и доучиться тоже хотѣлось мнѣ.
— Мало вы учились, мало на васъ денегъ истратили, отрѣзала какъ ножомъ Арина Васильевна, — а вотъ не выучили васъ чему надо, теперь я это вижу. Веселиться — діавола тѣшить! Душу свою невинную ему запродать!
— Что вы? что вы? Арина Васильевна, воскликнула Анюта съ негодованіемъ. — Развѣ невинныя удовольствія противны законамъ Божескимъ!
— Когда вамъ подвластные бѣдствуютъ, грѣшно тратить деньги на удовольствія, сказала старуха холодно. — Богу это противно. А еще въ церковь ходите, Богу молитесь. Не Ему вы Милосердому молитесь, а поклоняетесь идоламъ — прихотямъ своимъ суетнымъ! Душу свою губите! Отчетъ отдадите вы и за свои грѣхи тяжкіе, и за слезы неимущихъ и бѣдныхъ, и за ропотъ ихъ! Чай думаете, пріѣду въ Москву, нищимъ помогу, бѣднымъ денегъ подамъ; отъ избытка-то! На тебѣ Боже, что мнѣ непригоже. Нѣтъ, не угодна Богу будетъ эта милостыня. Начните со своихъ, кто на вашемъ пути поставленъ, ихъ устройте, ихъ призрите, нагихъ своихъ одѣньте, кровъ дайте, а потомъ ужь о чужихъ, не на пути вашемъ стоящихъ подумайте! Возьмите назадъ свои деньги, я ихъ не возьму. Онѣ грѣшныя деньги.
— Ахъ Арина Васильевна, сказала смущенная и испуганная ея одушевленіемь Анюта, — не отдавайте мнѣ ихъ назадъ, я обѣщаю…
— Вы уѣзжая все обѣщали. Мое дѣло теперь сторона, я сказала, дѣлайте какъ знаете. И оставьте меня, прибавила она тише, — вы меня въ грѣхъ ввели, гнѣвъ во мнѣ пробудили и все такое… не хорошее. Княжна, приходите, если пожелаете позднѣе, а теперь оставьте. Каяться надо… грѣхи мои тяжкіе!..
Анюта, видя, что щеки старухи горятъ, глаза заблистѣли, поняла, что она помимо воли взволновала ее и что въ ней кипѣло негодованіе. Она сочла за лучшее уйти. Горячія, страстныя, но гнѣвныя слова старушки произвели на нее обратное впечатлѣніе.
Ей бы идти въ монастырь, думала Анюта, — а не жить въ мірѣ; я обѣтовъ монашескихъ не давала. Сколько могу, сдѣлаю для другихъ, но въ мои лѣта я не могу да и не хочу отказаться отъ невинныхъ удовольствій. По ея мнѣнію, если пѣсню спѣть, то значитъ дьявола тѣшить. Ей вездѣ дьяволъ мерещится. Она аскетъ — ей бы жить въ пустынѣ, а не съ людьми.
Анюта ушла въ гостиную очень раздосадованная. Она нашла тетку Варвару Петровну и Машу въ оживленномъ разговорѣ. Лишь только Анюта вошла, какъ обѣ онѣ замолчали, Маша вышла, а Варвара Петровна обращаясь къ ней сказала:
— Все что я слышала отъ твоей тетушки, мнѣ весьма пріятно. Она говоритъ ты во всемъ разумная, немного скора и рѣзка, но съ дядей и съ ней нѣжна и главное послушна. Изъ ея разсказовъ я вижу, что дядя твой охраняетъ тебя заботливо и что онъ старыхъ понятій человѣкъ, приличія всѣ соблюдаетъ. Я должна повиниться предъ тобою.
— Въ чемъ тетушка, вы кромѣ добра мнѣ ничего не сдѣлали.
— Радуюсь, что ты это сознаешь, но я виновата предъ тобою въ томъ, что осудила родныхъ твоихъ не зная ихъ и пять лѣтъ старалась отдалять тебя отъ нихъ, считая ихъ людьми маленькими и незначущими. Я ошибалась — они люди достойные и почтенные. Вѣкъ живи и вѣкъ учись. Я начинаю знать имъ цѣну и вижу, что они хотя и бѣдные, но настоящіе дворянскаго рода люди — честные, а тетка твоя умная и хотя и жила въ глуши, такая достойная и благовоспитанная.
— Ахъ какъ я рада!
— А я еще болѣе рада, зная, что ты въ хорошихъ рукахъ. Въ твои лѣта на вольной волѣ жить нельзя. Черезъ часъ пріѣдетъ Волжской. Что-то онъ скажетъ? Поди теперь къ сестрицѣ, она тебя ждетъ не дождется. Ты ее развлекаешь и при тебѣ она здоровѣе.