— Вотъ такъ чудо! вотъ такъ прелесть! восклицала Анюта, умывъ свое розовое личико и намочивъ свои непокорные волосы, которые отъ холодной воды вились еще болѣе и крутились легкою паутиной на лбу и вискахъ. Она бросилась на мягкій, теплый песокъ, подъ развѣсистою сосной, прислонила голову къ ея стволу и воскликнула.
— Ахъ, какъ хорошо! Теперь тебѣ бы почитать намъ, Митя.
— Какже, сказалъ онъ, — видите ли принцесса какая изволила пожаловать, легла и приказываетъ читать… натощакъ-то! Я тоже измучился и голоденъ какъ волкъ.
— Дѣйствительно пора поѣсть, сказала Маша, — послѣ обѣда мы почитаемъ, а потомъ ужь: маршъ въ лѣсъ искать грибовъ и ягодъ.
— Ягоды-то будутъ, а грибы врядъ ли, сказала Агаша. — Сухо, давно дождей не было.
Маша принялась, хотя устала также какъ и другіе, накрывать на пескѣ бѣлую скатерть, нарвала широкихъ листьевъ, положила ихъ на скатерть вмѣсто тарелокъ, открыла корзины и принялась вынимать запасы.
Папочка поглядѣлъ на дѣтей: Анюта полулежала подъ деревомъ, Митя растянулся на мху и подлѣ него сидѣлъ Ваня; въ ногахъ у Анюты помѣстились Агаша и Лида. Одна Маша, какъ всегда, заботилась о всѣхъ и хлопотала около скатерти, представлявшей обѣденный столъ.
— Какъ я посмотрю, сказалъ Долинскій, — какъ она васъ избаловала! Посмотрите другъ на друга, да постыдитесь, вы особенно, мальчики. Маша хлопочетъ, нарвала листьевъ, накрываетъ на столъ а вы лежите.
Ваня и Агаша тотчасъ вскочили и принялись помогать Машѣ. Митя и Анюта остались какъ были, Лида медленно, лѣниво подымалась.
— Папочка, ихъ много и безъ меня, сказала Анюта смѣясь, — ужь я полежу, а то что жь еще имъ помѣшаешь.
— И я, папочка, полежу, вѣдь я готовлюсь къ труду я оффиціально уже назначенный чтецъ «Полтавы».
— Оба вы и лѣнтяи, и балованные, сказалъ папочка, добродушно любуясь хорошенькою Анютой, которую любилъ очень нѣжно.
Когда все было готово, встали Анюта и Митя; онъ принялся ѣсть за двухъ и только все похваливалъ, забирая, къ полному удовольствию Маши, двойныя порціи пирога и жаркаго. Анюта же ѣла какъ птичка, но за то и болтала и щебетала какъ птичка и не разъ вызывала улыбку на лица Маши и папочки. Послѣ обѣда началось чтеніе при благоговѣйномъ вниманіи всего семейства; Митя читалъ недурно, хотя съ нѣкоторою напыщенностью и декламаціей, но эта именно напыщенность и нравилась не только дѣтямъ, но и папочкѣ съ Машей. Всѣ слушали его не проронивъ ни единаго слова, въ особенности Анюта, глаза которой такъ и вспыхивали, такъ и горѣли. Когда половина поэмы была прочтена, по общему желанію, всѣ отправились гулять, хотя Анюта горячо протестовала, ей хотѣлось дослушать до конца, и она съ трудомъ принудила себя идти бродить по лѣсу, вся еще исполненная восторга и увлеченная чтеніемъ. Она запомнила нѣкоторые стихи и повторяла ихъ себѣ самой…
Вечерѣло. Позлащая далекій горизонтъ медленно заходило великое свѣтило. Багровый оттѣнокъ заливалъ даль и омрачалъ близъ стоявшія сосны. Внизу подъ обрывами поднимался бѣловатый туманъ; папочка, боявшійся прохлады и вечерней мглы, спѣшилъ домой, и все семейство шло весело домой, болтая и смѣясь безъ умолку. Анюта находилась въ самомъ пріятномъ расположеніи духа, она ни съ кѣмъ не спорила, неслась то впереди всѣхъ, то сворачивала въ стороны, то забѣгала назадъ, распѣвала какъ жаворонокъ и по легкости и быстротѣ своихъ движеній напоминала птичку, порхающую въ голубомъ небѣ, въ свѣтлый солнечный день. Она чувствовала въ этотъ вечеръ особенное влеченіе къ Мити, который своимъ чтеніемъ прельстилъ ее. Взявши его за руку, она и ласковыми словами и шутками заставляла его, почти противъ воли, бѣжать съ ней въ запуски по тому самому песчаному полю, по которому такъ лѣниво и ворча шла она утромъ. Теперь она была возбуждена и не чувствовала усталости. Ей казалось, что она пробѣгала бы всю ночь безъ устали. Не одно замѣчаніе сдѣлала ей Маша, когда они вошли въ улицы города, прося ее идти чиннѣе и говорить тише. Когда Анюта воодушевлялась ее трудно было унять и заставить вести себя разумно.