— И Мостовы, и Прилуцкіе, и Щегловы — съ ними такъ весело! Мы съ ними учимся танцовать и бываемъ въ театрѣ.
— Въ театрѣ! воскликнула Анюта одушевляясь. — Вотъ такъ счастіе! И видѣли Парашу Сибирячку.
— Нѣтъ, мы этой пьесы не видали.
— Не видали? Это прелесть! Прелесть! закричала Анюта громче чѣмъ слѣдовало.
— Анна! послышался голосъ Варвары Петровны изъ другаго угла гостиной.
Анюта тотчасъ понизила голосъ и продолжала тише:
— Не знаете такой прелестной пьесы, мнѣ ее читалъ Митя. Я плакала, какъ плакала!
— Да какое же удовольствіе плакать? сказала Алина, — я не люблю плакать, по мнѣ лучше посмѣяться.
— Ну, если смѣяться, то Ревизора, сказала Анюта. Вы видѣли Ревизора?
— Нѣтъ не видали, мы этой пьесы не знаемъ.
— Что жь вы видѣли?
— Мы видѣли Волшебнаго Стрѣлка и Аскольдову могилу. Это оперы.
— Что такое опера, спросила Анюта.
— Ахъ! Боже мой! какъ же вы не знаете! Это пьеса съ музыкой и пѣніемъ. Въ ней не разговариваютъ, а все поютъ, сказала Нина.
— Поютъ! опять вскрикнула изумленная Анюта, — все поютъ! Когда въ пьесѣ веселыя слова, ихъ поютъ?
— Да, и даже когда трогательно и плачутъ то поютъ.
— Какъ глупо! рѣшила Анюта. — Нѣтъ, я не хочу видѣть такой пьесы. Какая нелѣпость плакать и пѣть! Этого въ самомъ дѣлѣ не бываетъ.
— Конечно не бываетъ; это только такъ, на театрѣ. Представленіе!
— Я хочу представленіе того, что бываетъ, сказала Анюта.
— Такихъ пьесъ я что-то не припомню, сказала Алина. — Вотъ и Конекъ-Горбунокъ прелестная пьеса, но тамъ тоже то, чего не бываетъ. Иванушка-дурачекъ летитъ на луну и крадетъ Царь-дѣвицу. Очень интересно.
— Не знаю, сказала Анюта, — а мнѣ бы хотѣлось, какъ хотѣлось — Парашу Сибирячку.
— Мама! сказала Нина, — Анютѣ хочется видѣть Парашу Сибирячку, пригласи ее съ нами въ театръ.
Княгиня обратилась къ Варварѣ Петровнѣ и просила отпустить съ ней Анюту, когда у нея будетъ ложа, и получила согласіе ея, если только Анюта будетъ послушна. Анюта пришла въ восторгъ.
— Скоро ли, скоро ли? спросила она у княгини, — когда именно? и стояла вся розовая отъ волненія.
— Не знаю, когда будутъ давать Парашу Сибирячку. А то можно и другую пьесу.
— Такъ Ревизора, сказала Анюта, которая была въ такомъ восторгѣ, что говорила громче обыкновеннаго.
— Ревизора я не видала, я ужь не бываю въ театрѣ, сказала Варвара Петровна, — но въ ней выведены все воры и негодяи. Эта пьеса не для дѣтей: откуда ты знаешь такую пьесу.
— Мнѣ Митя читалъ и мы всѣ такъ смѣялись, и самъ папочка…
— Дядя, сказала внушительно Варвара Петровна…
— Да, сказала Анюта уклончиво, такъ, такъ смѣялся вмѣстѣ съ нами и сказалъ: хорошо бы посмотрѣть на столичной сценѣ.
— Видите, обратилась Варвара Петровна къ княгинѣ, — дѣвочка досталась мнѣ на возрастѣ и мнѣ очень трудно воспитать ее. Она до двѣнадцати лѣтъ жила у добрыхъ и честныхъ, но простыхъ и бѣдныхъ людей, дѣлала что хотѣла, читала что вздумается… и съ гимназистомъ двоюроднымъ братомъ Enfin, совсѣмъ почти на вольной волѣ.
Анюта вспыхнула, хотѣла что-то сказать; но вспомнила наставленія и выговоры послѣ своего разговора съ Вѣрой Андреевной Вышеградской, и крѣпко сжала губы, но сердце ея билось. Она негодовала на тетку за ея отзывы о миломъ папочкѣ.
— Она очень умная дѣвочка, сказала княгиня тихо, — и я замѣтила это еще и тогда, когда дитятей везла ее съ Кавказа, она дѣвочка съ сердцемъ.
— Конечно, но умъ и сердце тогда только дары неоцѣненные, какъ умъ обработанъ. а сердце покоряется разсудку. Это я называю воспитаніемъ, конечно при знаніи приличій и свѣтскихъ условій.
Варвара Петровна говорила важно и даже указательный ея палецъ поднялся и отдѣлившись отъ своихъ меньшихъ братьевъ торчалъ въ воздухѣ вертикально и поучительно. Это былъ ея любимый жестъ, когда она выговаривала Анютѣ, и Анюта особенно не жаловала вертикально поднятаго пальца.
— Конечно, сказала княгиня улыбаясь не безъ лукавства педантическому тону старой и почтенной дѣвицы.
Было положено, что дочери княгини будутъ участвовать по воскресеньямъ на танцовальныхъ урокахъ у Богуславовыхъ. Анюта совсѣмъ не думала объ этихъ урокахъ, такъ какъ она до сихъ поръ училась одна и очень тяготилась танцами.
Ее учительница заставляла входить нѣсколько разъ сряду въ комнату, держаться прямо, низко присѣдать, и заучивать разные па, что Анюта мысленно называла: выдѣлывать ногами какіе-то кренделя и мудреныя штуки. Въ этомъ не видала она ничего кромѣ ломки всего своего существа и конечно танцы не взлюбила; но у ней не спрашивали, что она любила, а приказывали учиться и она начинала привыкать къ послушанію. Утромъ и вечеромъ, просыпаясь и засыпая, думала она о томъ какъ поѣдетъ въ театръ и мучилась мыслію когда же? Скоро ли? Предъ ней проносились различныя картины и сцены, ибо выростая въ одиночествѣ она находила особенную отраду предаваться мечтамъ и воображать себя во всякихъ положеніяхъ. Вотъ сидитъ она одна въ классной и вдругъ отворяется дверь и лакей Иванъ говоритъ ей: пожалуйте, княгиня заѣхала за вами, ѣдутъ въ театръ, Парашу Сибирячку даютъ. Или не такъ. Тетя Лидія вбѣгаетъ и говоритъ скоро, скоро, она всегда говоритъ скоро, когда взволнована: Анюта! Скорѣе, пора! Поѣдемъ въ театръ, княгиня ждетъ насъ!