-- Неправда, -- опять крикнула княжна, -- я ничего не боюсь. Я глубоко верю в то, что душа человека может выйти чистой из всяких испытаний. Да и что может быть прекраснее искреннего разговора людей между собою. Ведь и с вами я отдыхаю прежде всего потому, что между нами четырьмя сразу установился хороший искренний тон.
-- А вы убеждены, княжна, -- вдруг спросил корнет Глыбович, -- что все мы вполне искренни с вами?
-- Убеждена. Почему вы задали этот вопрос?
-- Потому что сам я не верю не только в нашу так называемую искренность, но даже в возможность ее. И это легко было бы доказать, проделав хотя бы десятую долю ритуала, так заманчиво описанного нашим многоуважаемым беллетристом.
-- Я согласна, -- оживленно подхватила княжна, --вы подали прекрасную мысль.
-- А я не согласен, -- заявил маленький Юрди, -- я очень дорожу нашей общей дружбой, а такие опыты могут только разъединить нас.
-- Ничего подобного, -- воскликнула княжна, -- как вы думаете, Крюковский?
-- Вы будете очень удивлены моим ответом, -- сказал беллетрист. -- Я тоже против всяких опытов.
-- Почему?
-- Потому что многое намеренно скрываемое и подавляемое в себе каждым из нас может сделаться явным...
-- И великолепно, и пусть сделается явным, -- торопилась княжна, -- разве это может испортить наши хорошие отношения?
-- Почем знать, -- многозначительно и кратко произнес корнет Глыбович.
-- Да почему же? -- настаивала княжна.
-- Да потому, -- неожиданно жестко и даже злобно отчеканил корнет, -- что мы все влюблены в вас.
Княжна вздрогнула, медленно приблизилась к корнету, наклонилась к самому его лицу, как бы желая проверить по его глазам, не шутит ли он, и опять села на скамейку между ним и беллетристом. Наступило странное, почти холодное молчание.
-- Вот и конец тайне, -- с грустью сказал Крюковский, -- ну что, вы лучше себя стали чувствовать, княжна?
Она заговорила медленно, не глядя ни на кого, точно прислушиваясь к своему голосу. И голос ее зазвучал нежной, сдержанной лаской.
-- Лучше, лучше, в тысячу раз лучше. Спасибо милому корнету за то, что он вдруг рассердился и сказал. Во-первых, это и не было тайной. Я это все время чувствовала. Во-вторых, это дает и мне право говорить. И нам всем будет приятно, легко и весело, как во сне. Я верю в волшебную, сладкую, сказочную ласку слов. Верю, верю и с радостью, без смущения говорю вам, что и вы мне нравитесь все понемногу, а может быть, и помногу... Я не хочу, чтобы признание корнета разъединило нас. Говорите, говорите мне о вашей любви. Обо всем, что беспокоит вас, что вам кажется странным... Я вам всем и на все отвечу... Да говорите же!
-- Это опять какая-то лунная экзальтация, -- сказал беллетрист. -- Но я первый поднимаю перчатку и говорю вам пока что за себя. Дайте мне вашу руку. Вот при двух посторонних людях, хотя бы и хороших и тоже влюбленных в вас моих друзьях, я объявляю вам, что я люблю вас и хочу вашей любви, хочу большого, долгого союза с вами. Мне страшно нравится ваша простота, ваша наивная смелость. И если бы многое не мешало мне, я торжественно, не задумываясь просил бы вас стать моей женой.
-- Что же мешает вам? -- с тревогой спросила княжна и повернулась к нему всем телом.
-- Первое то, что вы -- светлейшая княжна и вас не отдадут за меня. Второе, что я сам могу не решиться войти в вашу слишком чуждую для меня среду. Видите, как спокойно и как искренне, с вашей легкой руки, я говорю эти волнующие меня вещи. Ну, довольно, теперь очередь за другими, -- с настоящим волнением оборвал беллетрист.
-- Княжна! -- без малейшей паузы тотчас же за Крюковским сказал Юрди. -- Я совершенно не согласен с вашими идеями, но я безумно люблю вас. Я не задумываясь соединил бы свою жизнь с вашей. Я не испугался бы даже вашей, тоже для меня довольно чуждой среды, но... Конечно, вас не отдадут за меня. Я кончил.
-- Боже мой, -- нервно засмеялась княжна, -- да я по-настоящему возмущена обоими вами. Ни разу за все время не вспомнить о том, что я светлейшая княжна, все время верить искренности моих взглядов, моему презрению к условностям и теперь в такую чудесную минуту говорить только о разнице наших внешних положений! Да ведь это настоящая бессмыслица. Корнет, милый корнет, да отзовитесь же! Скажите им, что вы не боитесь ничего этого.
-- Я должен быть последовательным, княжна! -- по-прежнему жестко сказал корнет Глыбович. -- Я не хотел никаких откровенных разговоров. Эта забава не в моем духе, но раз дошло до того -- извольте, я люблю вас, но руки вашей не осмеливаюсь просить, так как хорошо знаю, что мне не получить ее.