- Раз больше нечем. Посмотрите, хорошие скучные люди, какая я злая. Как целое стадо диких быков!
- Оставь ее, - на этот раз велела Хаидэ, и голос ее был налит такой ледяной яростью, что Цез перестала жевать, - дай ей договорить.
Ахатта не вернулась на место. Осталась стоять, неподвижной черной фигурой, и только хриплый голос, исполненный страдания, был жив в ней.
- Качая перед моим лицом ребенка, Пастух сказал, купель не создана, чтоб рожать бога. Она была для моего тела, чтоб наполнить его отравой, пока я рожаю и раскрыта для их целей. Я буду сожжена, сказал он, и пойду следом за Исмой, к снеговому перевалу. Я перейду его быстро, потому что мой доблестный муж любил меня больше жизни. Там, посреди ясных долин и снежных ручьев, нас встретит старый учитель Беслаи, бог Зубов Дракона. И я убью его своим телом. А чтоб не свернула с пути, казнясь и каясь, от мыслей, очищенных смолой Теки, мой сын... только рожденный мальчик, остается у них. И каждая секунда моих сомнений обернется ему тяжкими муками.
- Потому - ключ, - вопросительно и утверждающе проговорила Хаидэ, не ища взгляда старухи, - потому - жезл их воли. Он говорил тебе это в лицо, насмехаясь. Я ненавижу их, сестра.
- Не меня? - горько усмехнулась Ахатта, - а лучше бы меня. Я убила Исму.
- Мед не спас бы его. Я думаю, жрец лгал тебе и в этом.
- Но я все равно отреклась от него! Неважно, что это ложь, я даже не попыталась!
- Не казни себя сейчас. Как ты спаслась, расскажи.
Ахатта огляделась. Сказала удивленно, Верно так звучали ее мысли о том, что случилось потом.
- Кос спас меня. Это было так... так непонятно! Исма уже горел, жрецы пели страшные тягучие песни, стучали по стенам колотушками. И мой костер занимался, летели искры, я задыхалась, приготовилась умереть, уже умерев от ужаса, думая о предстоящей мне страшной дороге. И они снова ворвались, на этот раз сами, распахнули все входы. Кос лез наверх, орал, сверкая зубами. Ими он и грыз узлы на моих руках. И ногах. Грубый тойр, он укусил меня за лодыжку, теперь навечно там останется шрам - самая малая память мне о прекрасном герое-тойре. Любящем выпить и женщин. Он тащил меня, кинув на плечо, а позади бежала Тека, стукалась животом о стены и честила его на все корки, на всякий случай, чтоб не лапал меня на бегу. Это она уговорила его вытащить меня из огня. И он послушал свою умелицу!
- Пусть паучихи Арахны ткут им самые мягкие покрывала, сплошь из золота и серебра, - тихо сказала Хаидэ, захваченная картиной побега.
- Пусть, - согласилась Ахатта, - я брыкалась и проклинала его, кричала, что там остался мой сын. Но его унесли в сердце горы, в дальние подземелья, как только тойры ворвались в пещеру с пчелами. И Тека, поспешая следом, кричала на меня, обещая, они найдут мальчика, главное, чтоб я спаслась сама.
Они не могли укрывать меня долго. Их была всего крошечная горстка, Кос, его братья и кумовья - первые мужья его вторых жен, я запуталась, когда они, быстро обряжая меня в мужские одежды, называя имена и родство, совали флягу с вином и сверток с вяленой рыбой. А потом, протащив узкими переходами на дикий склон горы, вытолкнули в лес. Старший брат первого мужа второй жены Коса провел меня до чащобы, где начинался мелкий лиственный лес, а за ним - уже были степи. И исчез, напоследок облапав мою грудь, ноющую от молока. Я пошла к тебе, сестра. Думала, Нуба тут. И он даст мне свою ворожбу против ворожбы жирных жрецов. Чтобы я смогла вернуться за сыном. Но ты прогнала его...
Хаидэ встала, подошла к Ахатте, взяла за руку, привлекая к себе. И бережно гладя длинные волосы, сказала с грустью:
- Он тосковал. Нам уже нельзя было вместе. И я отпустила моего Нубу. Но мы позовем его. Знаешь, я стала видеть его во снах.
Она огляделась. Небо светлело, еле заметно, и за степью загоралась тонкая полоска утренней зари. Сонно цвикали птицы, спрашивая и отвечая, сыпали с дерева сухие веточки и обрывки листьев.
- Пойдем. Ты устала, рассказ окончен, тебе надо как следует отдохнуть.
- А как же пророчества? Мы шли сюда, чтоб она, - Ахатта повернулась к Цез, которая казалось, задремала, привалившись к каменной стенке колодца, - чтоб она рассказала нам, что будет дальше. И ты должна была... - она смущенно замялась, и Хаидэ договорила за нее:
- Я должна была открыть и свою душу. Открою. Будет еще ночь, колодец и старое дерево. Все только начинается у нас. И лето, и следующая жизнь.
Обратно шли молча, за женщинами следовал Техути, поглощенный мыслями о разговоре со своим богом. А Лоя и стражника-раба будить не стали, оставив их спать на теплой земле.
В перистиле навстречу поднялась Фития, сурово посмотрела на усмехающуюся Цез. Сказала отрывисто: