Домашка сразу стала вся красная, какъ макъ, и залопотала скоро и шепеляво:
— Вресъ! вресъ! Ты велѣла: проси, говоритъ, сейчасъ проси… Еще тамъ, на горкѣ, все шептала: проси…
— Ей-Богу, барышня, вретъ! — горячо воскликнула княжна. — Она такая врунья, такая врунья…
Маленькая подбѣжала къ Ольгѣ Дмитріевнѣ и, поднимаясь къ ея лицу, точно признаваясь въ чемъ-то, прошептала:
— Коли выпросисъ гривенникъ, говоритъ, тебѣ копѣйку выплачу!..
Княжна всплеснула руками и, мотая головой, проговорила:
— Эка вретъ-то! Эка вретъ!..
Ольга Дмитріевна стояла и смотрѣла на дѣвочекъ. Она не знала, которая изъ нихъ лжетъ, но ей стало мучительно жаль ихъ обѣихъ.
Ек. Лѣткова.
1902