— Что ты сказала, раба? — Айсбёрг была взбешена.
— От рабы слышу. Да ты ещё и глухая! Зря Можжевельник себе такую жену взял. Гнать тебя нужно поганой метлой. Ты наверное и дитя родить-то не можешь? Жаль, Можжевельник славный мужчина.
Белокурая бестия такого стерпеть не могла. В её руках моментально появился меч. Этна смотрела на Айсбёрг презрительно.
— Меч в ножны! — Рявкнул один из дружинников. Некоторое время две девушки пристально смотрели друг на друга. Одна с ненавистью, вторая с презрением. — Мне тебе повторить, женщина? — зашелестели выдвигаясь из ножен мечи охраны. Наконец Айсбёрг вернула свой меч в ножны, после чего ткнула в сторону Этны палец.
— Я вызываю тебя на бой.
— А я плевала на тебя.
— Боишься, тварь.
— Тебя что ли? Уже умираю от смеха. Я служу князю. Его слово для меня закон. Разрешит, я изобью тебя простой палкой, так как марать об тебя благородную сталь слишком большая честь.
— Сука!
В ответ Этна плюнула. Плевок попал белокурой женщине на накидку из волчьей шкуры. Айсбёрг бросилась на Этну. Рыжая встретила блондинку ударом ноги в живот. Но норманка выдержала это и они сцепились. Упали на землю. Катались и молча дрались, шипя от ярости.
— Разнять! — Рявкнул уже я. Кмети бросились к двум разъярённым фуриям. Дружинники, пока растаскивали девушек, огребли до кучи ещё и сами. Девицы махали кулаками, кусались и пинались.
— Жесть! — Выдохнул Вторуша.
— Я убью тебя, сука рыжая! — Кричала Айсбёрг.
— Пошла на хрен курица безмозглая! — Неслись в ответ крики Этны.
Твою бога душу! Вот это была засада из засад. Девицы наговорили на четыре пожизненных срока и на три расстрела. В это время за слова принято отвечать и отвечать очень жёстко, зачастую собственной головой. Обозвать свободную женщину рабой, считалось тяжким преступлением. Плюнуть в неё при всех, тоже самое. Я уже не говорю про всё остальное. Совещание с литейщиками пришлось в срочном порядке прекращать. Боян обозлился и готов был поубивать обеих девиц. Ибо пушки для него — это любовь всей его жизни.
Сёстры Гуннульва смотрели волчицами на Этну. Боярыня Мстиславы куда-то исчезла. Воины отпустили обеих девиц. Они яростно дышали и метали друг в друга громы и молнии.
— Весело, девушки! Я впечатлён вашим словарным запасом. Вы обе такие милые, что прямо жуть берёт. Какого хрена вы сцепились?
Обе молчали.
— Вторуша?
— Княже, Айсбёрг первая задела Этну. Этна ответила и ну и понеслась пи… по кочкам.
— Вторуша, слова фильтруй! Что бы я не слышал больше от тебя похабщину.
— Прости княже.
К литейке стал стягиваться народ. Появились нурманы. Ну вот начинается. Появился Гуннульв с Сигуртом.
— Что случилось, брат? — Спросил Гуннульв.
— А что случилось… сцепились две девицы.
— Сильно?
— Чуть не поубивали друг дружку. Хорошо растащили их.
— И всё что ли?
— Не совсем. Они же за языком не следят. — Я решил не скрывать ничего, так как до обоих донесли бы как дамы поносили друг друга. А в случае с Айсбёрг тень оскорблений сказанных Этной, ложилось и на самого Гуннульва и самое главное на Можжевельника, мужа яростной блондинки. Всё рассказал. Ухмылка на лице Гуннульва исчезла. Он внимательно посмотрел на Этну. Потом на свою младшую сестру.
— Брат, это оскорбление. Задета честь семьи. — Сказал Сигурт.
— Я понимаю.
— Гуннульв, твоя сестра обнажила меч в присутствии князя. — Сказал один из старших кметей. Викинг ругнулся. Обнажать оружие в присутствии князя и тем более княгини было запрещено. Это было требование безопасности. Я долго вдалбливал это в голову Избора, как начальника личной охраны княжеской четы. А он уже вдалбливал это в головы своих подчинённых. Все знали о таком требовании. Первоначально это касалось только княгини Мстиславы. Но постепенно, по умолчанию, эти же требования Избор перенёс и на меня. Причём с подачи Бояна и Дражко. Охрана могла без предупреждения убить обнажившего меч или кинжал. Рубануть мечом, приколоть копьём или всадить арбалетный болт, тем более арбалетчики там во дворе и литейке были. И их арбалеты были взведены и болты наложены.