— Эй, обезьяна, слезай. Какого чёрта?
— Зачем? — Услышал вопрос. Ага, значит не обезьяна, разговаривать умеет. Маугли что ли?
— Нет, ну хочешь, сиди на ветке! Мне по барабану. Только потише.
— Какая ещё обезьяна?
— Обыкновенная. Раз ты на ветке, значит обезьяна. Я так думал сначала.
— Я не обезьян!
— Я уже догадался. Ну что, слазить будешь?
В ответ тишина. Ну и хрен с тобой! Сел на свое место, продолжил процесс приёма пищи. Как он спрыгнул, я не видел и не слышал. Никого не было и тут раз, поднимаю глаза, стоит напротив меня. Старичок. Мне по грудь, но коренастенький. Что за одежка на нём, так и не понял, какое-то тряпье. Сам заросший по самые глаза. Шевелюра, борода спутанные и в волосах листья и хвоинки застряли. Глаза колючие. Руки как корни у деревьев, узловатые и черные. Явно дедок не мылся лет надцать! Но от него, что самое интересное, не воняло как от бомжа. Он пах лесом, хвоёй, смолой, мхом, прелыми листьями.
— Здорово, дед!
— И тебе исполать, добрый молодец!
— Исполать? Круто! Садись дед, угощайся, как говориться — чем бог послал!
— Чем боги послали? И что они тебе послали?
— Мясо, яйца, хлеб, огУрецы с помидорами, лук зеленый. Могу сало достать!
Дед уселся напротив меня. Взял помидор. С интересом на него смотрел.
— Что это?
— Помидор! Томат! Что ещё? Ты меня удивляешь, папаша!
— Тоже мне, сынок выискался! Ни разу такого плода не видел.
— В смысле? Ни разу помидора не видел? Ты что дед, с луны свалился? Или ты мне тут загоняешь?
— Что я тебе загоняю и куда?
— Блин! Проехали!
— Куда?
— Что куда?
— Проехали, куда?
— Да мимо проехали. Уже не догнать!
Дед молчал и смотрел на меня. Чего пялится? Странный дедок! Во, только сейчас заметил, уши у него немного острые и волосатые, из шевелюры торчат. Вот это жесть! Дед обнюхал помидор. Я протянул ему солонку. Он посмотрел вопросительно.
— Посоли, потом кушай. Вкусно!
Дедок посолил. Вот только крупинки соли скатились с гладкой поверхности помидора..
— Лизни.
Дед лизнул, потом посолил. Откусил и замер, смакуя новый вкус. Потом начал жевать. Еще обильно посолил, откусил. Слопал весь помидор, даже попку съел. Облизнулся.
— Вкусно? — Спросил его.
— Вкусно! А ещё есть?
— Есть, как не быть? — Достал еще пару помидор. Теперь он ел обстоятельно, солил не только помидор, но и ломоть хлеба. Да так густо, что у меня аж скулы свело. Ему явно соли не хватает. К тушёнке он не притрагивался. Но мне даже лучше. Больше досталось. Налил ему чая. Глаза у дедушки стали с чайное блюдце.
— Ты же огонь не разводил, почему взвар горячий?
Не, реально дедушка дикий какой-то! Показал ему термос.
— Дед, завязывай порожняк гнать. Ты что, термоса никогда не видел?
— Нет. А что это?
Мля! Он издевается или как?
— Дед, ты вообще хоть раз из своего леса в цивилизацию вылезал?
— А что это такое — цивниза… как ты говоришь?
— В городе был?
— Не. Что мне там делать, я в лесу живу. В городе другие живут. К тому же, я ведь не кикимора и в лесу и в городе жить.
Кикимора? Что за ерунда?
— Какая кикимора?
— Обыкновенная. Паскудная, правда. Не люблю я их.
— Дед ты что? Ты мне ещё про лешего тут задвинь.
— Куда это ты собрался лешего задвигать?
— Да никуда я его задвигать не собрался. Что к словам цепляешься? Ты мне просто сейчас про кикимору говорил так, будто видел её!
— Конечно, видел. Говорю же, паскудная она.
— И лешего видел?
— Конечно, видел!
Куда я попал? Насчет героина в лесу проблемы большие, но зато мухоморов достаточно! Вот и пожалуйста, либо конкретный сумасшедший, либо нарик махоморный. Сейчас ещё что-нибудь задвинет.
— А лешачиху видел? — На моих губах стала появляться глумливая улыбка.
— Видел… А тебе зачем лешачиха? — Глаза старикана недобро блеснули.
— Как зачем? Познакомиться.
— Еще чего не хватало! Рано ей еще с парнями водиться! А увижу, выпорю, так, что на задницу седьмицу сесть не сможет!
Вот это ничего себе!!!! Я завис! Потом начал хохотать. Смеялся, до слез!
— Не, дед, что реально, лешачиха?
— Ты чего ржёшь, бугаина?
Но я не мог остановиться.
— Дед, у-у-у…. я не могу… мля… весело у вас…а может ты сам лешак?
— Не лешак! Чего обзываешься? Никакого уважения! Леший я!
Я на короткое время остановился, глядя на деда выпученными глазами, потом хохот меня опять пробил, до истерики. Завалился на спину. Держите меня семеро, а то убегу. Наконец стал успокаиваться. Стоял на четвереньках. Дед недовольно на меня смотрел.