– Пускай! – внезапно скомандовала наставница, и Ольга не сбилась, не дрогнула ее рука, выпустив первую стрелу. Обе женщины проследили за полетом. Цель, как не странно, оказалась поражена, не в "десятку", а всего лишь где-то в миллиметре, чтоб не улететь в молоко, но подопечная попала.
– Продолжаем! – и занятия продлились до вечера. Ольга устала, но ощутила, как ее охватывает азарт обучения, уходит состояние депрессии, постепенно она становится самой собой.
"Прав был Добромир: нужно сделать первый шаг!" – засыпала довольной девушка. Теперь она знала, чем будет занят ее следующий день! Это так здорово – смотреть не в пустое будущее.
Тренировки в стрельбе занимали все ее время. Вскоре детский лук из можжевельника заменили на "взрослый", и тут опять начались мучения Ольги. Любава обладала необыкновенным терпением, сначала она придирчиво выбирала его для подопечной, учитывая, как девушка держит лук: двумя ли пальцами без ослабления, не дрожит ли в переутомлении рука; достаточно ли силы для натяжения тетивы. Много внимания наставница уделила позе, повесив на Ольгу еще и небольшой щит. Внутри у девушки все было полыхнуло от возмущения – она еще ни к чему не привыкла, но не спорить же – уж лучше сразу, как есть, как нужно делать, а не жалеть себя.
Нравились Ольге занятия: прежде всего никто не бросал косые взгляды, не хихикал, казалось, поляниц совершенно не интересует княжна-неумеха. Женщины занимались стрельбой и порою напоминали девушке роботов, настолько отточены и выверены были движения, а уж о меткости и говорить нечего. Поражала, и не только Ольгу, Лесна. Девушка была крепкой, казавшейся немного полноватой от просторной одежды. Когда поляница появлялась на стрельбище, то посмотреть чудеса ее стрельбы сходились все, отложив тренировки. А уж Лесна старалась: сделав несколько обычных выстрелов, она просила ее раскрутить и, остановившись, мгновенно выпускала рой стрел. Каждая попадала в цель, в яблочко.
"Жаль, секундомера нет, сколько ж она выпускает за минуту?" – сожалела Ольга; как и все, пристально наблюдая за поляницей. Потом спохватывалась – она уже знала, что в одном колчане двадцать стрел, а Лесна после "демонстрации" весело размахивала перед ликующими зрителями двумя пустыми.
"Мне пахать и пахать на сем поприще, да и сомнительно, добьюсь ли таких успехов" – начинала впадать в грусть девушка. Любава ее поддерживала и подбадривала, успехи у подопечной были – меткость Ольга и раньше демонстрировала, в той, прошлой жизни, которая все никак не желала ее отпускать. Там остались друзья-однокурсники, бывшие сослуживцы, подружки, не говоря уж о маме и сестре.
Их всех очень не хватало.
До боли.
До ночных слез в набитую соломой подушку.
До зубовного скрежета от глухого и пустого одиночества.
Титул княжна словно очертил вокруг девушки невидимый круг: она могла подойти и постоять рядом со стрелками, попросить что-то объяснить, показать, но наступал вечер, и "богатырицы" спешили куда-то в сторону священных берез, туда, где находился храм Макоши. Иногда ночью доносился стройный хор девичьих голосов, поющих гимны, изредка задорный смех. Там все были близки друг другу, только она оказалась чужой.
Любава чаще других заводила разговоры, Ольга со временем стала очень их ждать – хоть какое-то общение!
– Скучаешь по матушке? – поинтересовалась наставница, – Хочешь уйти от нас?
– Да, скучаю, – не слукавила Ольга, – Но уходить не хочу. Мне тяжело – я чужая здесь. Каждый вечер одна.
– А что тебе мешает стать одной из нас? Попробовать ей стать: на все воля Макоши.
– А как?! Девушки меня ни разу не взяли с собою, – оживилась на мгновение Ольга.
Любава рассмеялась, рискнув погладить по голове подопечную.
– А как же они могут тебя взять с собою? Ты же не посвященная.
– А как ею стать? Как войти в вашу семью?
– Ты точно желаешь стать одной из нас?
– Хотелось бы. Но я не знаю ни обязанностей, ни правил вашей жизни. Вроде все видать, как на ладони, а есть что-то, как прозрачная стена, подхожу к ней и дальше не пускает.
– Хорошо. Я поговорю со старейшими, если они решат, тебя будут готовить. Нужно много знать и уметь, чтобы стать допущенной к нашей Матери.
Любава сдержала слово: на следующий день, ближе к вечерней зорьке, рядом с Ольгой возникла пожилая женщина. И откуда вынырнула? Точно из сугроба, снег всю ночь шел, большой, пушистый.
Дыша паром на легком морозце, мирно позвякивая надвисочными бляшками, совершив дружеские поклоны, женщина проговорила мягким приятным голосом: