– Жив-здоров, Хвост? С какой новостью пожаловал? – Берислав остановился в первой же нише с узкими бойницами, – С радостными новостями, али как всегда: не нашел, потерял, злато закончилось? – воевода резко повернулся. Мужичок налетел на него, уткнувшись задорным носом-пуговкой в шелковый кафтан, под которым оказалась скрыта кольчуга.
– С хорошей новостью, воевода! – радостно заулыбался Хвост, потирая слегка ушибленный нос, отчего пуговка раскраснелась.
Берислав усмехнулся, но говорить ничего не стал, махнул рукой и направился вглубь княжьего дворца. Хвост попытался засеменить следом, но шагал воевода в соответствии своему высокому росту: размашисто и быстро. Пришлось мужичонке периодически переходить на бег, чтобы не отставать. Он попытался было рассматривать палаты – много дивного выставлено вдоль стен увидел, не одни дубовые лавки и сундуки резные, да испугался, что потеряется, ведь воевода шел, не оглядываясь, а челяди-то, челяди сновало туда-сюда много.
Наконец Берислав остановился у какой-то высокой резной двери из дуба и новыми стражниками, повернулся к Хвосту.
– Сядь и жди. Заняты пока. Позову. А вы пропустите, как кликну, – глянул на стражников воевода и вошел в палаты.
Хвост успел увидеть несколько воинов, в богатых одеждах. Да таких, что аж сердце кольнуло от зависти: шелковые кафтаны, броши из золота, сапоги алели, прям глазам больно. И правителя града Киева – Олеха узрел в кресле, на возвышении тот сидел, руку на подлокотник поставил – голову кулаком подпер и на гостей своих смотрел из-под густых бровей.
"Суровый правитель наш", – подумалось Хвосту, а богатое воображение дорисовало незавидную картину – распекает князь Ольх за нерадивость подданных. Вздохнул Хвост и присел на краешек скамьи. Он сначала облокотился о стену, но из-за холода выпрямил спину и начал стражей рассматривать, чтобы время убить, да помечтать, как купит себе новые сафьяновые сапоги и шелковый кафтан, непременно красного шелка, как только заплатят ему за новости.
Совет в княжеских палатах подошел к концу. Едва разошлись, Берислав решил доложить.
– Хвост вернулся.
– Вот как? Веди.
Воевода направился к двери. Князь повернулся к молодому человеку, который сидел на лавке справа от него, что говорило о его высоком и знатном происхождении. Да и одет юноша был намного богаче любого воеводы или гридня: свита синего цвета с зеленой каймой понизу и золотыми зарукавьями, синий плащ – корзно, отороченный золотой широкой лентой и с красной подкладкой, а на ногах – зеленые сафьяновые сапоги.
– Сиди, буйная голова! – остановил его правитель, – Будем думать, как твою ошибку исправлять.
Юноша дернулся, попытался бросить резкое в ответ, но выдержал взгляд и упрек в тоне Олега, лишь поджатые тонкие губы и сверкнувший взгляд говорили, что он не согласен, но стерпит обвинение.
– Я же все объяснил!
– Эх, Игорь, буйный нрав у тебя, не в отца ты пошел, да и не в мать – рассудительными людьми были!
– Я все объяснил! Откуда мне было знать, что это Евпраксия с Еленой?!
– Конечно! Одежду ромейскую не признал?! Никогда не видел?!
Берислав переводил взгляд с правителя на наследника и не знал: идти ему открывать дверь и звать Хвоста; или выйти, чтобы не мешать разговору; или ждать, пока родственники объяснятся между собой. Но весьма хотелось услышать, чего уж от себя скрывать, потому и топтался под дверью, не спеша с решением.
– Моя ошибка – сразу не послал отряд навстречу, как получил сообщение, что такие знатные гости едут. Но ты-то! Своими руками девку к Макоши оттащил!
– Она мальчиком была одета, – сделал слабую попытку оправдаться.
– Одно хорошо: если Евпраксия погибла, с твоих слов все верно, то тут уж легче будет.
– Чем легче?
– Под ногами путаться не будет. А со служительницами Макоши как-нибудь договоримся и заберем девку. Если выживет, оженим тебя, и никто уже рот свой даже в шепоте за углом открыть не посмеет. Крепче любого союза будет. Союзы все лживы, тебя предадут, если будет выгода. Только брак может скрепить союз. Наследники законные, что продолжат твой род!
– Но ведь ты знаешь, что люба мне Забава – дочь твоя! И я ей люб! Почему не дозволяешь нам соединиться?! Какую-то ромейку навязываешь! – Игорь вскочил с лавки и, смутившись от собственной решительности, покраснел, сбился, но набрав воздуха, выпалил быстро, чтобы не успели остановить, прервать.
– Что скажешь, Берислав, долго он еще в чадовой рубахе без портов бегать будет? – хлопнул себя раскрытой ладонью по бедру правитель Киева. И в голосе его было столько разочарования и горечи, что решимость Игоря вмиг спала. Он не скрывал, что ничего не понимает в задумках правителя, опустил голову, тряхнул кудрями.