— Полная задница. За что мне это?
Голос звучал привычно, сразу же услышала ответ:
— Госпожа, вы пришли в себя! Сейчас доложу хозяину.
Я с удивлением обернулась, услышав, как странно меня назвали. Ко мне обращалась молодая женщина, одетая, как служанка в старину — длинное платье, белый передник и чепец на голове, полностью закрывающий волосы. Она быстро вышла из комнаты, а я осмотрелась. Роскошь — одно слово, которым можно все передать. Я и сама любила классический стиль, поэтому моя небольшая квартира стараниями родителей была отделана и обставлена в стиле современной классики. Но здесь это было что-то… Каждая вещь требовала внимания, любования ею. Ковры, занавеси, легчайший тюль, кресла, бюро, резной табурет около него, пузатый комод на высоких резных ножках, приставные столики с роскошными высокими вазами — все указывало на не просто достаток, а на бесстыдное, вопиющее богатство. Парча, бархат, позолота… мягкие, не напрягающие цвета тканей и отделки. Опустила глаза — меня укрыли легким одеялом, руки уложены поверх, а вот под одеялом на мне ничего, похоже, не было. Грудь прикрыта, но если придет этот хозяин, я все равно буду чувствовать себя неловко. И страшно… кто войдет?
Дверь распахнулась, и я мельком увидела, как в комнату входит мужчина. Отвернувшись, сказала дрожащим от волнения и страха голосом:
— Извините, но я не могу вас сейчас принять. Так получилось, что я не одета. Прошу дать мне возможность привести себя в порядок.
Стыдно, но я говорила не просто вежливо, а почти заискивая перед ним. Страшно было спровоцировать незнакомого человека… мне было жутко не по себе.
— Это я прошу прощения. Извините за вторжение. Я зайду позже.
Мужчина вышел из комнаты, и некоторое время было тихо, слышались только его удаляющиеся шаги. Этот вел себя вежливо, уже это обнадеживало. Тот разговор я слышала и, в основном, помнила. Именно этот мужчина уговаривал своего сына жениться на мне. Не спрашивая моего согласия. Расхваливая, как товар. И за то, что со мной сделали, надо думать что с молчаливого согласия сына, этого сына лишили наследства. Сурово. Похоже, что наследство неслабое. Меня обещали вылечить и вернуть домой и это радует. Непонятны некоторые высказывания, но это я выясню. С пониманием отнеслись к моей просьбе выйти. Значит, с моим мнением как-то считаются. Но на душе было паршиво и это еще мягко сказано. Я не идиотка и понимала, что со мной сделали. Наказать по закону, как-то отомстить сейчас не в моих силах и возможностях. Домой бы, и правда, отпустили скорей и пусть они передохнут тут все… Сволочи…А потом я папу подключу… и брата. Из глаз потекли слезы.
— Госпожа, не надо, все будет хорошо. Вы пришли в себя. Теперь не должно болеть слишком сильно. Я принесла вам сорочку и халат. Давайте попробуем одеться, — щебетала служанка, раскладывая на кресле одежду.
— Сколько я была без сознания? Где я?
— Семь дней. Лекарь погрузил вас в сон, чтобы вы не страдали от болей, приходил каждый день, лечил. Господин граф сам вам все расскажет. Сейчас попробуем встать. Сядьте сначала, я помогу, вот так…
Служанка говорила и говорила — спокойно, монотонно, доброжелательно, комментируя каждое свое и мое действие. Ее речь успокаивала и даже укачивала, усыпляла. Или это я еще слабая? Оделась в тонкую сорочку и длинный темный халат из мягкой тяжелой ткани. С помощью женщины дошла до кресла, и там она меня осторожно и аккуратно причесала, собрав волосы лентой на затылке. Я попросила зеркало, и она принесла очередное произведение искусства в серебристой ажурной оправе с ручкой для удобства. Из зеркала на меня смотрело исхудавшее лицо с пожелтевшими синяками в глазницах. Прежде прямой, чуть длинноватый нос приобрел легкую горбинку. Надеюсь, что это только отек. На губах подсохший струп. Зубы вроде целы. Синяк, тоже пожелтевший, растекся по всей левой скуле вокруг заживающей ссадины. Да, видок еще тот. Боли я нигде не чувствовала. В голове роилась тысяча вопросов. По всей видимости, на них мне сейчас ответят.
Стук в дверь оторвал меня от жалкого зрелища, которое наблюдалось в зеркале. Служанка вышла и опять заглянула:
— Господин граф просит вас принять его.
— Проси графа войти, — уронила я на колени руку с зеркалом.
В дверь вошел прежний мужчина. На вид лет шестидесяти. Очень красивое лицо, крепкая, чуть отяжелевшая уже высокая фигура, загорелая или просто смуглая кожа, темные волосы и яркие карие глаза. Интересные глаза, как будто с золотыми искорками по темно-коричневой радужке. Одежда … про одежду могу только сказать, что у нас так одевались века два назад. Сборчатые от манжета рукава рубашки, вышитый шелком камзол с коротким рукавом, темные штаны, заправленные в мягкие сапоги — очень красиво и очень шло ему. Он улыбнулся, носогубные складочки преобразовались в ямочки на щеках. Лучики частых мелких морщинок разбежались от глаз. Лет пятьдесят пять, не больше — подумала я. Просто его сильно старило измученное, привычно-скорбное выражение лица. Он слегка поклонился, я осторожно кивнула и повела рукой, указывая на соседнее кресло. Он сел и мы помолчали, изучая друг друга. Потом мужчина тяжело вздохнул и заговорил:
— Извините, я отдал бы оставшиеся годы своей жизни, чтобы вернуть все назад. Чтобы с вами ничего не случилось, чтобы вы спокойно жили в своем мире. Но это произошло. Я понимаю, что никакие извинения и оправдания не заставят вас забыть то, что с вами сделали. Я постарался, чтобы лучший лекарь вернул вашу красоту и здоровье. Потом возвратитесь к себе домой. К сожалению, у нас нет возможности вернуть вас в тот же час, когда вас забрали. Вы потеряете у себя дома все то время, которое будете находиться здесь. Но я сделаю все от меня зависящее, чтобы оставшиеся дни вы вспоминали с удовольствием.