Анна кивнула в вежливости, но ухо старалась держать востро. Вагнер говорил мягко, почти обволакивающе, чем, вероятно, не одну даму обворожил, но Князева уже хорошо знала, что обычно скрывалось за такими ладными речами.
Мягко стелют для того, чтобы потом очень жёстко опрокинуть.
Кристиан взглянул на неё опять, будто в попытке понять, как Князева на его слова отреагировала, и подвёл какой-то итог, самой Ане не ясный. С всё той же задумчивостью посидел в тишине, а потом, вместо того, чтобы девушке предложить сесть, встал с места своего.
У Князевой на миг упало сердце.
— А это, я считаю, просто оскорбительно. Как минимум, для вас, — кинул Вагнер, но сразу же, будто поняв, как звучал, поправился. — По крайней мере, в моём понимании. Ведь вы заслужили доверие главного режиссёра, а, поверьте, от неё сложно того добиться. Она высоко оценивает ваши организаторские способности и уровень ответственности.
Анна мысленно хмыкнула — да, попав в подчинение Сухоруковой, пришлось до идеала оттачивать, как раньше думала, и без того хорошо развитую пунктуальность, практичность и многие другие качества, какими Виктория Дмитриевна обладала сама и каких добивалась от правой руки.
Она взглянула на Вагнера и по улыбке его довольной, напоминающей отчего-то улыбку Саши Белого, поняла с каким-то ужасом, что лесть её растопила. Причём унизительно быстро.
Дьявол, Князева, какой позор!..
— И, признаться, я всё понять не мог, кто же вы такая. Откуда взялись?.. Когда я посмотрел выписку из вашего дела, то вспомнил то наше небольшое собеседование… Вы ведь приходитесь родственницей Александру Николаевичу?
Анна посмотрела на него внимательно и решила, что Вагнер обладал какой-нибудь мистической способностью, в названиях и тонкостях которых она совершенно не разбиралась.
Герр чуть ли не мысли её читал; только она о Саше вспомнила, и он сразу, молвив ей в такт, упоминает Белова.
— Вы ведь знаете ответ, герр Вагнер, — подметила Аня. С такой аккуратностью не ходили даже по тонкому-тонкому талому льду, прощупывая сколы глыб, с какой она говорила.
Она посмотрела на Кристиана в попытке понять, найдёт ли её дерзость место в их беседе, и чуть перевела дыхание, когда увидела в зрачках генерального директора блеск, напоминающий пересвет драгоценностей.
— Правильно, Анна, — подметил Вагнер и раскрыл часть своих карт, припрятанных в рукавах: — Я по первому звонку криминального авторитета Саши Белого, ещё в девяносто первом понял, что он не будет пытаться устроить чужую ему женщину в структуру, которая кормит, поит и одевает не только его, но и жену Александра, мать Белова, а с недавних пор, и сына.
Князева стояла на месте, даже не поворачивая голову. Вагнер, напротив, всё крутил в неторопливости лицом то справа, то слева от неё. Он мелькал постоянно по бокам, отчего Аня ощущала себя выпавшим за борт человеком, возле которого наворачивала круги, в преддверии сытного ужина, кровожадная акула.
Генеральный директор театра, в котором проворачивались тёмные дела, многие вещи знал о многих людях, она это и до того понимала прекрасно. Но теперь, когда сама столкнулась с его излишними знаниями, едва удерживала выражение бесстрастия на лице.
Это было страшно. Наверно, так же страшно, как было бы жутко получить самое полное досье со всеми страшными преступлениями, какие пытался скрыть.
— Он говорил, что вы крайне умны, — всё продолжал Вагнер. — Хорошо говорите по-немецки, а, признаться, дикторам этого навыка хватало за глаза. А если учесть, Анна, что за вас вступился Александр Николаевич, сомнений в ваших способностях у меня не возникло; он, всё-таки, не из тех людей, которые любят разбрасываться словами. Мне… только интересно было, отчего Белов вами так заинтересован?
Он вдруг оказался за её спиной, но не задержался там; протянул только из-под руки Ани свою ладонь, забирая с раскрытого портсигара самокрутку с крепко пахнущим табаком, и снова принялся круги наворачивать.
— Первой мыслью было, что вы — его любовница. Каюсь, — признался Вагнер, как на исповеди прижимая ладонь к груди, когда Анна в возмущении вскинулась и на мужчину посмотрела так, будто они на равных были, будто взором убить могла.
Герр только продолжил благочестиво лепетать, сверкая гранями православного кольца:
— Каюсь перед вами, Александром и его женой, с которой он тогда только-только обручился!.. Но, увы, именно такая мысль посещает в первую очередь, и это не к вам претензия. И даже не ко мне, вот поверьте. Всё дело в менталитете… Но упустим, верно? — вдруг предложил Кристиан и наклонил к ней чуть голову.
Анна совсем запуталась, что для неё было и оскорбительно. Сердце билось о рёбра подобно птице, заточенной в клетку, но птице слишком умной, пытающейся понять, где дверца находилась, и оттого ударялось о рёбра сильно, но с большими перерывами.
Она кивнула, понимая ясно, что Кристиан играл с ней в какую-то игру, правил которой Князева не знала даже примерно.
Это злило, потому что сильно Анну ограничивало в её попытках хоть как-то просчитать свой следующий ход.
— Мало того, что вы оказались родственницей Белова, вы только сильнее укрепили свои позиции тем, что вступили в отношения с другим криминальным авторитетом, чью важность преуменьшать тоже ни за что нельзя, — протянул Вагнер.
Князевой те слова горло сдавили руками крепкого каторжника. Анна снова посмотрела на Кристиана, не поднимая голову, и уже нисколько бы не удивилась, если бы Вагнер сказал, чем она сегодня завтракала.
Колени едва не выгнулись в обратную сторону, когда герр произнёс с особым давлением хорошо знакомое, любимое ею имя:
— Виктор Павлович Пчёлкин, бесспорно, одна из важнейших фигур современной криминальной Москвы. Будучи избранницей Пчёлы, двоюродной сестрой Белого, вы стали чуть ли не неприкасаемой персоной, способной жить, как за каменной стеной. Но вместо того, чтобы листать новомодные журналы и примерять платья, вы выбрали работу. Тем более, в сфере искусства, в котором любое проявление инициативы жёстко критикуется ценителями… Смело, похвально! — вдруг чуть громче обычного сказал Вагнер, отчего у Анны в напряжении, в котором находилась непривычно долго, дрогнули ресницы.
Герр затянулся, «смачивая» горло дымом, когда Князева поняла, что инициатива была полностью в руках босса. Он крутил их разговором, как хотел, не давая ей толком и слова вставить, менял темы, как то было угодно.
Потому, что имел власть — как и «по документам», так и по самоощущениям.
Анне это не нравилось совершенно. Она отвела взгляд в сторону гобелена, какой, как ей казалось, не вписывался в строгий интерьер кабинета обилием орнамента, и приказала себе срочно собраться. Перестать быть бесхребетной соплячкой, пластилином, какой Вагнер сминал, как ему было надо.
«Покажи зубы, Князева, ты же это умеешь!..»
Аня морально подготовилась ставить Вагнеру ультиматум, — или он говорит, чего хочет от неё, или Князева прекращает заслушивать своё максимально полное досье — но Вагнер вдруг сказал:
— За это, думаю, вы и нравились Сухоруковой. А вместе с тем — и мне, — и раньше, чем Анна уже более, чем основательно, успела подумать «не то», поправился: — Вы не представляете, Анна Игоревна, как мало сейчас людей, отдающих всех себя работе. Тем более, работе такой творческой!..
— Вы не выглядите человеком, которого искренне волнуют творческие успехи «Софитов», — сказала девушка мысль, крутящуюся в голове ещё с первого рабочего дня, и по резко оборвавшемуся говору Вагнера поняла, что не просто зубы показала.
Она хорошо укусила директора.
На миг Анна напугалась, что из кабинета не выйдет, что ей в голову выстрелят сейчас, и единственным свидетелем убийства будет секретарша, сидящая по ту сторону двери. Но Вагнер вдруг дёрнул уголком потресканых губ.
Князевой показалось, что этим жестом он попытался скрыть удовольствие:
— Откуда у вас такое убеждение? — спросил совершенно спокойно. Анна встретила взгляд босса, пояснила: